Команда Бойцов: как замотивировать людей на ежедневные подвиги и сохранить команду

Каждый рекорд требует тщательной подготовки и нестандартного подхода: на монтаж гигантского футбольного поля ушло 700 часов, силы 14 сотрудников, а в проекте в целом участвовало 40 человек. К прыжку с Лахта-центра Сергей подошел подготовленным: пять лет регулярно совершал прыжки с парашютом, но к питерскому событию две недели совершал base jump тренировки. Для рекорда с турником потребовались многоступенчатые расчеты профессиональной инженерной команды, многие часы тренировок и координация усилий 32 человек.

Похоже, у Сергея Бойцова есть ответ на вопросы современных лидеров: как держать высокий ритм свершений, четко и без осечек готовить и выполнять сложнейшие проекты, сохранять мотивацию команды и при этом не выгорать? И как будто задачи, над которыми бьются современные лидеры, будь они из корпоративного мира или частного бизнеса, уже решены российским спортсменом-экстремалом.

Мы спросили у людей, работающих с Сергеем, что, помимо ежедневной железной дисциплины, тщательного планирования и вдохновении, помогает команде Бойцова работать и жить в экономике «подвигов на высоте».

Небо любит подготовленных. Важно, чтобы техника была сертифицирована и своевременно обслужена. Каждый проект, отклоняющийся от стандартного полета, требует расчетов и тестовых полетов. В команде все должны быть профессионалами. Человек, обеспечивающий страхование, — обязателен. Безопасность – превыше всего. Знаю опыт и вовлеченность участников проекта, чувствую отдачу и позволяю себе лишь небольшой процент оставить на волю случая и судьбы. Всегда есть шанс, что они могут вмешаться в ход событий, но верю в лучшее и знаю: каждый участник команды отдается проекту на 100%.

Продолжаю сравнивать все проекты с «боксом на воздушном шаре». Первый, технически сложный, с массой препятствий к его исполнению – но именно этот проект закалил меня до той степени, что я в итоге почувствовала себя немного как Дагни из «Атлант расправил плечи».

В применении к рекордам звучит странно, но да, проекты с Сергеем делаем регулярно. Он «заразил» новым направлением меня и всю команду, расширил горизонты сознания. Теперь, когда он приходит с фразой «у нас новый проект», я без замирания сердца, просто слушаю подробности и готовлюсь к исполнению самых невероятных идей. Так, к интервью Антона Иванова с Сергеем готовили «воздушную студию», которая должна была быть не просто красивой, но, в первую очередь, соответствовать допустимому весу конструкции и обеспечивать необходимую безопасность участникам интервью на платформе.

Самое сложное обычно – подстроиться под подходящую погоду. В этом году она нас испытывала на прочность. Было сложно найти промежуток между режимом «ковер», когда все воздушное пространство закрыто. Но силой нашего общего желания мы со всем справились.

Авиация и любая деятельность, с нею связанная, — большая ответственность, романтика и ощущение исполнения детской мечты, причем на ежедневной основе. Для меня это больше, чем работа, это – образ жизни, без которого невозможно представить себя.

Летом я – пилот аэростата, зимой просто грущу. Иногда спрашивают, не устаю ли я от риска в работе – а его в наших проектах не больше, чем в обычном походе за грибами. И да, перед любым рекордом всегда много задач, но все они решаемы, да и на самом деле, все дело – в команде. Команда Сергея – отличная и слаженная: каждый решает те задачи, которые должен. Не хватает разве что пульта дистанционного управления погодой.

Интересно было бы пролететь над какой-нибудь высокой горной вершиной, к примеру, над Эльбрусом. Такую задачу уже кто-то решал, так что рекордом это не будет, но лично мне было бы интересно. Если озвучивать мысли про проект мечты — то это полет над Эверестом, конечно же!

Как-то раз к нам пришел Сергей Бойцов – в его планах было установить мировой рекорд, поднявшись в небо на сложной конструкции – платформе с турником, подвешенной к воздушному шару – и исполнить задуманный трюк. В конструкции платформы необходимо учитывать вес и обороты спортсмена, чтобы конструкция «взлетела» с первого раза. При этом, проверять различные варианты конструкции в реальности, как правило, отбирает у проекта много времени и средств. Из дополнительных ограничительных условий, как и в целом в воздухоплавании, были общий вес конструкции и ее прочность/коэффициент запаса при действующих нагрузках от вращения атлета в критически нагруженном состоянии. Плюс к спортсмену прилагались страховка и парашют на случай форс-мажоров – порыв ветра, крупные птицы или неблагоприятные погодные условия. На расчеты отводилось две недели – сроки более чем сжатые!

Но профессия инженера интересна тем, что каждый раз приходится решать самые разные задачи и обладать знаниями во многих областях. Появляются новые системы автоматизированного проектирования и расчетных систем – в частности, мы активно разрабатываем для инженеров и используем сами российский программный комплекс T-FLEX CAD/CAE – и подходы к инженерным разработкам меняются. Эффективность повышается, скорость проектирования увеличивается, количество ошибок снижается. Представьте: используя современные программные средства, сейчас за мгновения можно быстро просчитать несколько сотен вариантов конструкции и выбрать оптимальный.

Всегда есть риски, что спроектированная конструкция «не взлетит» – обстоятельства бывают разные. Но в задачи инженера как раз и входит необходимость по учету всех условий. Надо сделать так, чтобы конструкция собралась и «полетела» с первого раза. При этом классическая допускаемая инженерная погрешность вычислений – не более 5-7%. При расчете конструкций с повышенным риском мы всегда закладываем повышенный коэффициент запаса, чтобы гарантировать ее работоспособность в критических условиях.

Понятно, что в изначальных требованиях к столь сложной конструкции сложно предусмотреть все. Так что, по мере работы над концептом, постоянно продолжали всплывать новые подробности – сказывалась специфика воздухоплавания, накладывалась специфика выполнения гимнастических упражнений, учет динамики. На помощь пришли опыт и системный подход – большую часть нюансов можно предусмотреть заранее. Мы были уверены на 100%, что конструкция выдержит, Сергей нам поверил. Но я переживала за форс-мажор в виде тех внезапных факторов, которые никак не учтешь в реальных условиях и не выправишь конструкцией. Рада, что всё пошло по плану.

В команде Сергея оказался в связи с его прыжком с Лахта центра — в задачу тогда входил base-прыжок в свободном падении с 87 этажа.

Я – инструктор, или ментор, или гуру, или просто человек, который обучает Base Jumping — прыжкам со скал, неподвижных объектов — для этого нужно, чтобы человек прошел определенный путь, получил опыт Skydiving, сделал прыжков двести. Сейчас большую часть времени занимаюсь Base Tandem и 3D архитектурной визуализацией.

Когда спрашивают про опасность моей работы, отвечаю, что и в сидении за компьютером есть определенный риск. Да и риск бывает разный: травма или денежные потери все же отличаются. Если говорить про опасности для жизни, то их стараемся минимизировать, но говорить о процентных соотношениях между риском и безопасностью не стал бы – так риск не меряется. Что значит 100% риска? – начал и умер? Могу сказать, что Base Jumping — один из самых опасных видов спорта в мире. Статистически, конечно, если сравнивать с другими экстремальными дисциплинами. Статистически больше травм люди получают в горных лыжах. В общем, к каждому проекту надо готовиться, чтобы рисковать минимально.

Иногда слышу, что проекты Сережи называют сумасшедшими. Считаю слово обидным, и скорее назову их яркими и запоминающимися. Внимание к мелочам, масштаб, сложность – вот такие проекты придумывает Серега, их сравнить не с чем, нет аналогов. В прыжке с Лахта-центра было много подготовки, тренировок – многие за такое просто не взялись бы. А у нас получилось.

Задача у нас всегда одна — выполнить задуманное. Первым делом осматриваем площадку приземления, чтобы выявить объекты, от соприкосновения с которыми происходят травмы. Далее проверяем направление и скорость ветра – в какую сторону, с какой скоростью, в какое время дня, по возможности общаемся с метеорологами. Затем фиксируем время прыжка и его направление – оно зависит от плана на площадку приземления. Поднимаемся на здание, оцениваем место прыжка сверху. Согласовываем с Сергеем.

Все планы системно обговариваем и в выбранное время поднимаемся на объект. В прыжке с Лахта-центра сложным было все: во-первых, самый высокий объект в Европе, с которого никто еще не прыгал! Во-вторых, здание стоит на открытой местности – то есть постоянно и во все стороны дует ветер. В-третьих, площадок для приземления просто нет. И, наконец, само здание – сложная несимметричная конструкция, которую никак не просчитать с точки зрения аэродинамики. Пришлось понервничать, но задача же поставлена. Так что просто выполнили задуманное.

Федерация воздухоплавательного спорта России — общероссийская общественная организация, аккредитованная в Министерстве спорта Российской Федерации. Наша задача – развивать воздухоплавательный спорт на территории России.

Как это сделать? – Повысить массовость как участников, то есть пилотов, членов команд, так просто неравнодушных людей, которым это интересно: зрителей, фотографов, операторов, тех, кто следит по соцсетям за воздушными шарами — просто обычных людей, которые, побывав на фестивале или посмотрев репортаж, сначала купят себе постельное белье с воздушным шаром. Для этого проводим соревнования, собираем фестивали, обучаем, делаем необычные проекты – все, чтобы воздухоплавателей и неравнодушных к нам людей стало больше.

Есть задачи внутренние, которые являются больше фундаментом для развития — это обеспечение необходимого уровня безопасности полетов. Готовим пилотов на должном уровне, производство аппаратов должного качества и актуальности, и внимательно следим за их состоянием.

То, что делает команда Бойцова, ведет к развитию. Сделали новый аэростат, привлекли энтузиастов и зрителей – а те, в свою очередь, привлекли внимание новой аудитории. Воздухоплавание и продвигается через подобные проекты, а участие в них запоминается на всю жизнь.

Сочетание авиационных видов спорта, физической силы и креативного подхода дает необычный результат! И он точно поменяет будущее – остается подождать, и плоды этой работы мы обязательно увидим.

Моя профессия дарит вдохновение, адреналин и порой – седые волосы. Небо для меня – рабочий кабинет, тут каждый метр высоты требует расчета, и в каждом кадре – есть риск.

Съемка с дрона – не просто красивые ракурсы и динамичные кадры, а постоянный баланс между искусством и современными технологиями. Здесь нет места случайностям. Постоянно учитываешь гигантское количество переменных: движение героев, спецэффекты, перемещение техники, уклоняешься от пикирующих хищных птиц. Иногда остерегаться приходится собственных падающих с неба дронов – в какой то момент у моего коптера непредсказуемо отключились моторы, и он спикировал куда-то в чистое поле. Искать дрон с отснятым материалом в высокой траве – а батарея пульта садится на глазах – это как искать иголку в стоге сена, зная, что иголка стоит триста тысяч. На дисплее оставалось 3% заряда – и один из участников команды крикнул: «Нашел!».

Самым сложным в подготовке рекорда с турником было создание дрона, способного лететь рядом с самолетом на фоне воздушного шара. Купить такой невозможно — пришлось включать инженерную смекалку и разрабатывать собственный прототип. Ключевая проблема в том, что самолет не может лететь медленнее 220 км/ч, иначе просто упадет – и эту же скорость на квадррокоптере нужно еще очень постараться, чтобы развить. Но на этом задачи на заканчиваются: допустим, особый гоночный дрон собран, но тут появляется новая трудность: на максимальной скорости он летит очень недолго. Спортивные дроны летают 5-10 минут, а на скоростях 200+ км/ч полет сокращается до 45-60 секунд. На сборки прототипов потратили много ресурсов, но нужного результата в итоге достигли!

Во время съемки рекорда работать пришлось из корзины воздушного шара, которую из-за инерции, создаваемой гимнастическими упражнениями Сергея, раскачивало как в серьезный шторм. Но при этом, для съемки на подобных спортивных дронах важна максимальная сосредоточенность на полете, ведь любое внешнее воздействие сбивает концентрацию, цена ошибки — дрон, возможно, травма и срыв рекорда. Работать приходилось быстро: поднять, посадить, сменить аккумулятор — и снова в небо, прямо как пит-стоп в Формуле 1.

В команде Сергея оказываюсь не впервые, и каждый раз думаю «Куда дальше-то?!». Потом появляется очередная крышесносная идея, и у нас не остается выбора. Сергей требователен к процессу и результату, держит все под тотальным контролем. Такой подход иногда усложняет работу, но рекорды мирового класса просто так не даются.

Спросите меня, какой проект мечтаю осуществить, а я отвечу, что мои мечты полностью совпадают с проектами Сергея. То, что он придумывает – всегда эксклюзивно и поначалу создается впечатление, что это сделать невозможно.

Моя профессия – оператор-постановщик воздушных съемок. Я – тот человек, который сидит в вертолете и управляет камерой и, фактически, всей концепцией. От положения вертолета в воздухе зависит содержание картинки, красота ракурса – все должно совпасть. Для этого нужно скоординироваться с пилотом самолета, пилотом шара, пилотом вертолета, и это как раз относится к профессии оператора.

В профессии есть свои ограничения и сложности, и мало риска – работаем с профессиональными пилотами. Конечно, когда поднимаешься на высоту полтора километра и смотришь в окошко, то думаешь: ничего себе высота! Летишь ведь в маленьком вертолетике, полностью полагаясь на пилота. Случись что – лететь вниз придется долго. Профессия пилота куда больше связана с риском – мне-то что, сижу себе в вертолете и смотрю, как рискуют другие.

Самый сумасшедший проект – турник, на котором Сергей исполнял эллипс «Солнышко». До сих пор помню момент, когда Сергей отстегивает страховочный трос, бросает его в сторону, залезает на этот турник без парашюта и начинает крутить.

В моем случае самое важное – выспаться перед полетом, чтобы голова работала быстро и оперативно реагировала на постановку кадра, и в итоге съемочные фазы были бы правильными, содержательными и красивыми.

Команда – это единый организм, в котором должна быть любовь. Если это условие соблюдено – то люди кайфуют от рабочего процесса, находятся на одной волне и ощущает «ноту единства». Проекты длятся от трех месяцев до года, четко определенного срока финиша может и не быть. На долгом временном отрезке люди теряют мотивацию, динамика теряется, проект разваливается. Надо четко работать как лидер – собственно, так и делаю. Всем звоню, понимаю, на какой волне находится сейчас человек, напоминаю, зачем это нужно, к чему мы стремимся, подбадриваю всех участников проекта и держу ту самую «ноту единства». Всегда говорил, что без людей и команды лидеров не существует, и в экстремальных видах спорта это особенно четко прослеживается.

Конечно, в команду попадаются «случайные» люди, которые не горят общим делом так, как получается у остальных. Но они у нас и не задерживаются. Интуитивно всегда чувствую, вольется человек в команду для работы «в долгую», или мы с ним работаем лишь однажды, ради конкретного проекта. Эксперты, привносящие в конкретный проект, уникальные знания и умения, очень важны, но могут не совпадать с командой и со мной «по тембру». При этом могу годами общаться с конкретным человеком, и вдруг понять, что у меня в голове родилась идея совместного проекта с ним. Так тоже бывает.

Большие свершения происходят благодаря большой команде, большой работе и большой любви – в этом сочетании становится возможным практически все. Потом вовлеченные люди благодарят за то, наши проекты вселяют в них веру, что в этой жизни возможно все. Когда сложно и грустно, эти ощущения помогают – они остаются в памяти и ДНК команды. Так что моя команда – единство с мощным опытом, колоссальным потенциалом и большой любовью.