Радиус добра: какой получилась «Планета» режиссера-дебютанта Михаила Архипова

Сюжет картины переносит зрителей в 1960-й — год, когда Советский Союз находится на пороге важнейшего события, полета человека в космос. Тем временем ленинградский режиссер Николай Беренцев (Сергей Гилев) задумывает снять фильм об экспедиции на Венеру, но, как это принято в СССР, тонет в бюрократическом болоте. Директор киностудии (Геннадий Смирнов) сопротивляется его новаторским идеям, а реализации мешает даже тот, кто с Беренцевым вроде как заодно — неугомонный сценарист и автор литературного первоисточника (Денис Ясик).

Впрочем, верный своим идеям Николай нос не вешает: он всеми правдами и неправдами продвигает теорию о «радиусе добра», кропотливо мастерит макет далекой планеты и рассуждает о доброте и важности заботы о следующих поколениях. Прототип главного героя — знаменитый советский режиссер Павел Клушанцев — человек, не просто снявший ряд важных научно-популярных фильмов, но также автор, вдохновивший Стэнли Кубрика, Джорджа Лукаса и прочих мэтров кинематографа. Об одном из его проектов — «Планете бурь» — это кино и есть.

Лента дебютанта Михаила Архипова, ранее снимавшего короткометражные фильмы, несмотря на завязку и множество исторических пересечений, — все же совсем не байопик. Прежде всего, Архипов в вольной манере выстраивает экспозицию, вырисовывая перед господином Беренцевым несуществующие препятствия. Для развития сюжета трудности более чем оправданы (визионер не станет визионером, не мешай ему гнусные злопыхатели), но по большому счету, они — плод авторской фантазии или преувеличение рабочих моментов. Клушанцеву палки в колеса не вставляли, а его действительно революционную работу в основном поддерживали.

«Планета бурь» стала настоящим хитом, прорывной работой в части спецэффектов (для понимания, Роберт Скотак, трудившийся над сиквелом «Терминатора», приезжал в Санкт-Петербург, чтобы узнать, как устроена технология различных трюков в ленте автора). При этом сам Клушанцев, создавая кино, преследовал не только технологические цели — он открывал двери в мир советской фантастики, попутно прививая зрителям интерес к некогда труднодоступной теме. Примечательно, что фильм Архипова — не столько ода космическим грезам, сколько экзистенциальное размышление о будущем и том нужны ли человеку другие планеты (особенно, когда на этой не все ладно).

Картина Михаила Архипова получилась на удивление зрелой и в самом правильном смысле слова созерцательной. На протяжении долгого времени зритель наблюдает за тем, как искренне влюбленный в кинематограф режиссер фиксирует производственный процесс съемок: при этом авторская скрупулезность проявляется не только в воссоздании эстетики эпохи, но и в том, что ее окружает — в искренних беседах о покорении космоса, страхе цензуры и личных сомнениях.

Главная мысль фильма (нет-нет, это не спойлер) сводится к азбучной истине: рациональный, порой даже математический подход главного героя к приумножению добра невозможен, как и не вполне логичная теория его измерения — сколько радиус не увеличивай, человеческий фактор все равно формулу нарушит. Важно же здесь то, что именно в этих погрешностях и неточностях порой рождается что-то по-настоящему важное.