Лихие 90-е вернулись: почему российское кино снова погружает нас во мрак?

Однако страна постепенно менялась. После переходного ада девяностых экономика росла, зарплаты и потребление тоже. На улицах появлялись новые автомобили, в квартирах — новая мебель, а в прокате — фильмы. И вместе с ростом доходов россияне начали уставать от бесконечного криминального экшена, который еще вчера казался документальной хроникой собственной жизни. Теперь в кино хотелось чего-то другого, и зритель с головой ушел в фантастику.

В 2004 году вышел «Ночной дозор» Бекмамбетова. Фильм называли «первым российским блокбастером», и в данном случае это не было рекламным преувеличением. Вампиры на Арбате, маги в коммуналках и компьютерная графика, которая по тем временам казалась чудом, доказали, что российское кино может быть другим. Россия перестала смотреть на себя только через призму бандитской драмы. Теперь кассу собирали не «понятия», а фэнтези. «Дневный Дозор» (2005) выступил не хуже предшественника, и при бюджете в четыре миллиона долларов мировые сборы составили почти 39 миллионов. Успех всех «Дозоров» привлек к фантастике внимание продюсеров. В результате во второй половине 2000-х в России вышло два десятка экранизаций фантастических книг.

В десятые годы Россия уже окончательно вышла из тени девяностых и окрепла. Если в нулевые экран еще оставался пристанищем для фантомов недавнего прошлого, то теперь зритель, уставший от разрухи и нищеты, не хотел больше рефлексировать на эту тему. Российское кино перестроилось: на место мрачных драм о «выживании» пришли спортивные и военные подвиги.

Ключевую роль в этом сыграла культурная политика государства. В 2012 году пост министра культуры занял Владимир Мединский, и очень скоро стало ясно: эпоха «неудобных» фильмов уходит. Министр прямо говорил, что государство не обязано спонсировать картины, показывающие Россию в неприглядном свете. Машина финансирования при нем заработала как часы, но с четким идеологическим фильтром.

Символом десятилетия стал «Сталинград» (2013) Федора Бондарчука. Это был первый российский фильм в формате IMAX 3D. Вслед за «Сталинградом» конвейером пошли картины о великом прошлом: «28 панфиловцев» (2016), «Легенда о Коловрате» (2017), «Викинг» (2016), «Битва за Севастополь» (2015), «Батальонъ» (2014), «Собибор» (2018).

Пользовались популярностью и спортивные драмы. Весной 2012-го на экраны вышла «Легенда № 17» — картина о хоккеисте Валерии Харламове и советской сборной. Формально — фильм о спорте, но на деле — про вечное противостояние с Западом. Исторические неточности раздражали критиков, но зрителя это мало заботило: фильм стал и коммерческим хитом, и культурным маркером. После «Легенды» на рынок хлынул поток патриотических спортивных и космических драм: «Салют-7» (2017), «Время первых» (2017), «Лед» (2018) и «Движение вверх» (2017).

Впрочем, патриотические драмы — это была лишь одна сторона прошлого десятилетия. На другой — росло и крепло авторское кино. На международных фестивалях все чаще брали призы фильмы российских режиссеров. «Левиафан» (2014) и «Нелюбовь» (2017) Андрея Звягинцева, «Теснота» (2017) и «Дылда» (2019) Кантемира Балагова, «Лето» (2018) Кирилла Серебренникова — все они представляли Россию не как страну побед, а как страну трещин, одиночества и сломанных судеб. При этом нередко эти картины тоже финансировались Минкультом или «Фондом кино». Однако массовому российскому зрителю такие проекты были не интересны.

Все изменилось в двадцатые. В нынешнее десятилетие сериалы и фильмы, рассказывающие об ужасах жизни в СССР или в современной России, популярны как никогда. Ностальгия по 90-м стала одним из главных трендов отечественного кино последних лет. Сегодня мы видим на экранах и прямые заимствования культовых образов Балабанова, и попытки выстроить новые мифологии — как это произошло со«Словом пацана». «Аутсорс», «Фишер», «Дети перемен», «Лихие» — сериалы, которые прямо эксплуатируют эстетику 90-х, и зритель охотно погружается в это время.

На первый взгляд, объяснить популярность подобных проектов просто: ностальгия работает. Поколение, родившееся в девяностые, — сегодня платежеспособный зритель. Их детство — это дворы, кассетные магнитофоны, жвачки и первые мобильные телефоны. Все это становится частью визуального языка современного кино. Узнаваемые детали работают надежнее любой драматургии: зритель видит на экране свое детство, и этого достаточно, чтобы почувствовать сопричастность с героями.

Однако возвращение к девяностым — это еще и коллективная терапия. В нулевые страна старалась забыть о лихом прошлом, заменить его блокбастерами и фантастикой. В десятые — мы стремились к величию через патриотические мифы о победах. Теперь же, когда настоящее стало тревожным и полным неопределенности, прошлое вновь оказалось востребованным.

Пытаясь понять 90-е, зритель на самом деле ищет ответы на вопросы о сегодняшнем дне. Именно поэтому так популярны сюжеты взросления в атмосфере турбулентных 90-х годов — время, когда простое счастья люди были вынуждены вырывать из цепких лап обстоятельств. В условиях, когда наша страна снова находится на перепутье, кино о девяностых дает возможность разобраться, почему мы такие и что нам делать дальше.