«Случайность — синоним Бога»: Даниил Воробьев об этапах взросления, терапии и сериале «Урок»

Я участвовал в проектах, где имелся налаженный, отстроенный процесс, а тут я вторгся со своим пониманием вопроса и рушил всю схему. Закончилось все тем, что я от злости вцепился зубами в собственную ногу! При этом я совершенно точно осознавал, что сдаваться не стоит, нужно продолжать действовать и пробовать договариваться. Правда, понимания, как это сделать у меня не было. Но время менялось, череда длинных телевизионных проектов заканчивалась, появлялись новые форматы, например, независимые короткометражки, где можно было пробовать смелые вещи, изучать свою актерскую природу.

Большой и важной вехой в своей карьере я считаю поездку в Париж в 2012 году, куда я отправился сниматься в абсолютно артовом проекте. Там-то я и осознал, что, оказывается, в кино есть люди, которым, как и мне, есть до всего дело. Я откалибровал подход и понял, как нужно коммуницировать, чтобы идеи, которые у меня возникают относительно роли, могли быть интегрированы в проект. Через год я вернулся и обнаружил, что в России тоже все поменялось и с радостью продолжил работать в своем ключе.

Конечно, было несколько проектов, на которых я, опять же, попадал в турбулентность, но так продолжалось недолго, до тех пор, пока я не оказался в сериале «Лапси», где встретил союзника в лице режиссера Артема Аксиненко. После этой встречи я понял, что сценарий ― это лишь отправная точка и свои идеи при желании можно интегрировать в проект. Дальше появился еще один вопрос ― как я буду это реализовывать? На плохих сценариях я прокачал себя, как скрипт-доктор и уже понимал, как можно и как нужно взаимодействовать со сценарной структурой, чтобы та или иная мысль, которую я закладываю в историю, дошла до зрителя.

Далее случился проект «В Клетке», где вообще все состоялось: понимание, написание и реализация героя. Следом я открыл для себя еще и продюсерский цех, шоураннеров — группу людей, которые принимают окончательное решение. На этом уровне я уже брал в союзники режиссера, и мы вместе доносили свои идеи до продюсеров. Сначала нас встречали скептически, но, когда появились очевидные результаты работы, стало понятно, что это не просто какая-то блажь, за которой находится раздутое эго, а обоснованная борьба за качество материала. Я продолжаю находиться в этой же позиции и по сей день.

У нас очень мощная платформа. Стоит в Европе появиться российскому артисту, как он моментально приковывает к себе внимание. Все пристально и с интересом наблюдают за его работой. Считаю, что российский художник, российское кино ― это очень талантливая и мощная машина.

Вопрос, видимо, будет — с чем это связано? Не псих ли я на самом деле? (Смеется).

Да! Здесь целый комплекс. В творчестве аккуратная гипербола — всегда подчеркивает реальность! Она дает зрителю конкретный вектор мысли, позволяет увидеть то, что мы хотим выделить, как создатели художественного образа. В моем случае полярность, гипербола, гротеск и инструмент и следствие моих психологических травм (смеется).

Я носил очень много масок, чтобы хоть как-то существовать в этой реальности и выдерживать ее. Впоследствии, все эти защитные механизмы были превращены мной в художественные образы, просто благодаря тому, что я имею возможность высказываться в кино. Я так рад, что то, как я психологически сформировался, моя психологическая форма, со всеми своими особенностями — подарила мне столько творческой пищи.

Непрерывно снимаясь в разных проектах, я начал задавать себе вопрос: «Кто я?» Я могу быть разным и существовать в форме гротеска и эксцентрики. Когда рождается образ, я сразу понимаю ― как я его реализую. Я беру крайности, полюса... Битва за равновесие и середину началась уже потом. Это та самая точка, которая обозначена мной, как внутренний покой. Так вот его совершенно не было. Не было середины! Не было даже идеи где ее искать! (смеется). Меня всегда сносило на границу. Эту тему я начал прорабатывать с психотерапевтом, открыв целое горнило проблем из детства. Но впоследствии я осознал, что психотерапия не поможет мне все это вымести, зато у меня есть уникальный и мощнейший инструмент ― кино.

Я начал пользоваться этим и долгое время не просто создавал образы, а прорабатывал себя. Потом я понял, что не одинок, что есть огромное количество зрителей, которым близки подобные проблемы! Которые, так же как и я, нуждаются в протянутой руке, духовной близости! С этого момента, я сознательно начал идти в экранизацию различных психологических аспектов, выявляя для зрителя и для себя светлую сторону! Выход! Надежду!

Тут история сложнее. Покой и благополучие своего персонажа из «Урока» я вывел на первый план, сделав социальной маской, а весь кошмар, который у него родом из детства, я спрятал в развитии сезона. Этот проект для меня стал персональным и публичным откровением. Его можно назвать бунтом, прощением и принятием матери, моей финальной сепарацией. Но в этом нет трагедии, напротив, в моей реальности — это начало здорового общения с родителем. Я понял, что в этом образе запечатан мой детский, мощный протест и желание сказать матери в лицо все, что я думаю по поводу случайно оброненного слова.

Да, безусловно. Сережа [режиссер Сергей Филатов] сделал очень интересный ход ― обнулил на самом взлете всю ответственность, которая была у артистов и цехов. Я был в ужасе! (смеется). Это какой-то совсем безответственный процесс! Что происходит? Режиссер сказал, что 4,5 это максимальный рейтинг, который нам светит! Что в моей карьере должны быть и проходные роли! (смеется). Потом я начал понимать, что за этой штукой находится глубокая проработка материала, которую режиссер воплощает, создавая подходящую атмосферу на площадке. Он вспахал это поле и на нем было очень интересно существовать. Все мои страхи, стандартные головняки, связанные со съемками, куда-то пропали. Мы очень легко шли! И при этом вдумчиво!

Он изначально предстал в позиции обреченного, утопшего человека. Мол, ребята, только вы, а я тут ни при чем. Но при этом он очень круто понимал и чувствовал материал.

У меня есть друг из Костромы ― педагог английского и французского языков Роман Залуев. Чтобы понять, как живет и как дышит современная школа, я провел несколько дней вместе с ним. В моем представлении все было совершенно ошибочно, например, то, как существуют педагоги в учительской. Я, с момента окончания школы, больше туда не возвращался, поэтому воспринимал все с точки зрения ученика, но попав в школу снова, я оценивал происходящее, как взрослый человек.

Позже, я уже прекрасно понимал, кем будет мой герой ― все было готово. Это был тот случай, когда я знал заранее, кого я достаю на эту роль из своих накоплений. И я добавил ему зубы! Яркие, белые, как раковина, очень заметные, нарочитые зубы! Но только верхняя челюсть, потому что на нижнюю моему герою не хватило денег. И эта разница сильно видна. У меня была задача сделать фасадного человека, который носит маску, пряча за ней персональный кошмар.

Семья равно государство, нация. Я знаю точно, что семьи моего поколения ― это, как правило, психологически травмированные группы людей. Неполный состав, пьющие родители, насилие, профессиональный и финансовый крах, разводы, уходы. Тогда вопрос психологической гигиены не стоял. Совсем! Люди шли в церковь, к колдунам, просто погибали где-то на улице.

Сейчас на это можно посмотреть с психологической точки зрения, и я абсолютно точно понимаю, что слова, которые произносят родители детям ― прорастают в голове и формируют личность, деформируют психологический каркас взрослого человека. И дилемма в том, что это и является аутентикой, благодаря которой человек вдруг делает такие уникальные вещи! Деформация равно гениальность! А стечение обстоятельств — случайность! А случайность — синоним Бога!

Скорее не искупление, а очищение и первый глоток свободы. Смотря какая травма, конечно, но здоровая модель выглядит так: человек меняет свое отношение к проблеме, поэтому у него внутри возникает психологический контейнер — он туда ее помещает и больше она не диктует ему поведенческие структуры. Могут возникать выпады, но они уже не грозят большим саморазрушением. Когда человек проходит этот этап, то возникает не искупление, а очищение.

Как показывает моя практика, прощение ― это верхушка сепарации, когда обиженный ребенок принимает свое положение и вдруг прощает родителя. А прощает, значит разговаривает с ним, как полноценная личность. В отношении же с братом, мой герой протягивает ему руку, потому что хочет мстить за то, что тот был лучше и любимее. Весь этот флер по поводу того, что он помогает, предлагая преподавать в школе, делается для того, чтобы уничтожить брата, как когда-то моего героя уничтожала мать.

Нужно досмотреть до 8 серии... Я могу, конечно, рассказать, но... Да, там есть некое прощение, просто цена, которую платят люди за это ― гипервысока. Не дай бог кому-то в реальной жизни заплатить такую цену.

Я родился и рос в суровом рабочем районе Костромы, куда милиция, как правило, не заезжала. Это была фабричная тусовка со своими законами. А потом, в 8 классе, я перешел в Центральную городскую гимназию, которая являлась эталоном образования. Это был высочайший уровень ― оттуда ребята поступали в лучшие вузы страны. Я пришел туда хулиганом и за полгода обучения понял, что мне нравится литература, английский, история. В гимназии преподавали мировую художественную культуру, мы изучали библию и смотрели фильмы...

Поэтому я не могу сказать, что мне чего-то не хватало. Я был звездой школы и одновременно с этим поломанным ребенком, из-за чего не понимал своего статуса. Это как раз начало той проблемы, которая со временем размоталась в катастрофу, и которой я безмерно благодарен. Создавалась сумасшедшая пища для творчества.

Речь о персоне учителя. В наше непростое время существуют талантливые учителя, но даже они помещены в дикий регламент, поэтому нужно делать поправку на ветер. Я общаюсь с родителями школьников, и все приходят к четкой мысли о частной школе для узкого круга детей. Причем, это не единичный случай, скажем, в среде артистов. Я вспоминаю свою школу, где из-за отсутствия гаджетов единение учителей и учеников было более плотным. Пусть я рассуждаю, как дед, но сейчас дети растут в сплошном киберпространстве.

Мне кажется, что не так уж и плоха идея с частными маленькими микрогруппами. Существует много американских или европейских систем образования, так называемых элитных, модных школ, но это тоже несовершенные и очень странные системы. Наша советская классическая школа ― это мощнейшая машина, и я считаю, что возврат туда может привести к хорошим результатам. Я не знаю, как сейчас институт школы коммуницирует с институтом семьи, но помню, как это происходило раньше, когда школа влияла на атмосферу в доме. Сейчас же мы как будто находимся исключительно в правовом поле.

Да, школьный учитель литературы и русского языка Бадина Любовь Николаевна, которая преподавала вообще не по программе. Она воспитала невероятно критический и трезвый взгляд! Грамотно анализируя альтернативу, ты получаешь большой объем подхода к жизни. Я помню, как она сместила мой фокус восприятия, и если раньше мы считали классиков какими-то мифическими существами, то Любовь Николаевна снесла это представление, и мы осознали, что великие русские писатели ― живые люди.

Это была драматургия без налета хрестоматии. Она шла не по программе и заряжала нам Мерешковского, диссидентов, но не агитировала, а давала лишь альтернативное мнение. Она очень сильно влюбила меня в Набокова и познакомила с Бродским. Любовь Николаевна была специалистом по Серебряному веку и подходила к предмету с точки зрения биографии.

Меня выгнали из гимназии за то, что я, якобы, разбил окна в спортзале. Обвинили не только меня, но и всю мою компанию. Я этого не делал, но директор не стала разбираться, вызвала маму в школу и сказала, что к следующему учебному году нужно покрасить полы. А мы были не очень-то при деньгах и средств на покупку краски не было. Мы этого просто не потянули и меня выгнали. Я помню, что это была большая трагедия. Вынес я из этого какой-то урок или нет? Сложно сказать, но во всяком случае я перестал общаться с той самой компанией.

В итоге, все эти ребята через 5-6 лет после окончания школы умерли от наркотиков! Все 8 человек! Вспоминается еще мощный кинематографический эпизод из школьных лет. Мы тусовались на стройке 9-этажки и чувак, немного странный, полублаженный, любил пародировать Т-1000 из «Терминатора-2». Помню, как он побежал по крыше и не сбавляя хода выпрыгнул. Это запомнилось на всю жизнь! Я видел финал этого парня, моего ровесника, который бегал по крыше, изображая Т-1000, и погиб на моих глазах, не выходя из образа...

Во-первых, я считаю, что самая красивая вещь в мире ― это талант. Он сразу убирает много препятствий. Когда я вижу талантливого человека, а Юра безусловно талантливый перец, то сразу же начинаю заниматься делом. Тебе не на что отвлекаться, когда перед тобой чел в теме. Встретив Юру, я почувствовал, что у него похожая история и это меня к нему невероятно расположило. Но при этом мы очень осторожно выходили друг на друга, что сильно чувствовалось во время проб. Он заехал со своей темы, я со своей и коммуникация шла осторожно. Но я помню, что на первый, второй и третий съемочный день уже все было понятно. Это был 100%-й мэтч.

Прикол. Он правда так сказал? Что же, это стопроцентное попадание. Я отвечу почему я уже плыл, когда Юра исследовал. Изначально я дома провел подготовительный период, построил образ и погрузил его в себя. Я пришёл на площадку с готовой концепцией, у меня была разложена эмоциональная партитура и действие. Я шел за ней, а Юра намечал и исследовал, как его актерский аппарат и нутро отзывается.

Но он безумно честен и трогателен в этом и, кстати, Юра ― мощнейший интуит. Мне кажется, он абы куда не будет тыкать палкой, проверяя глубину. Он прекрасно понимал, где находится и, конечно, это не хаотичное существование, а конкретный разбор. В этом смысле я у него очень многому научился.

Я не люблю флер маститого артиста, когда с важным видом заносишь себя на площадку со своим бэкграундом из ста проектов. Мы ко всем ребятам относились как к равным. Тот случай, когда не требуешь, а предлагаешь попробовать разные варианты. Ребята, которые работали в «Уроке» ― очень внимательные и не сваливались на рефлексию и какую-то личку. Все были готовы строить и создавать. Не знаю, может быть, это авторитет так работает за нас, но мы никакого сопротивления со стороны молодых актеров не увидели.

Забавно, что Юра законнектился с ними и тусовался вместе. Я даже начал параноить! Мне показалось, что я плохой, со мной люди не общаются, а Юра ― хороший (смеется). А потом понял ― да я не могу с ними тусоваться, потому что мы находимся в разной сценарной логике. У Юры по сценарию с ними мэтч происходит, а мне этого не надо. Я учитель! Педагогический состав (смеется).

Кстати, у нас был очень талантливый, чуткий и умеющий видеть дыхание сцены оператор — Максим Смирнов! В общем, я посмотрел и, на мой взгляд, произошла уникальная штука, потому что режиссер на этапе монтажа вообще ничего не просыпал. Все очень точно стоит на своих местах. Конечно, мы посмотрели всего пару серий и я-то понимаю перспективу, развитие, динамику и могу точно сказать, что это филигранное, очень мягкое погружение зрителя в драму. Все детали очень здорово сработали, и я порадовался, как на премьере зал дышал с происходящим на экране, точно реагируя в нужных местах истории.

Зрителю нужно посмотреть «Урок», чтобы освежить свои взаимоотношения с детьми и помнить, что случайно вылетевшие слова могут уничтожить психологическое здоровье ребенка.

Фотограф: Даниил Головкин; продюсер: Ольга Сабельникова; стилист: Дарья Зотова; визажисты: Нина Кравчук, Ольга Попова; ассистенты стилиста: Мария Лукьянова, Наталия Неретина; ассистент фотографа: Павел Панкратов