Это был, наверное, 1994 год и его первая киноработа «Колесо любви». Его показывали по телевизору поздно вечером, я уже спал, но дедушка разбудил меня и сказал: «Иди, смотри, батя твой». У нас тогда был такой советский телевизор был с переключалками. И так я его впервые увидел. Что я почувствовал тогда? Не знаю. Сработала какая-то защитная реакция организма. Конечно, какой-то восторг стал во мне подниматься. И самая яркая мысль, которая мне пришла сразу же, что я этим и буду заниматься. Я себе так и сказал сразу, не вслух, а просто сам себе. Решил и с этой мыслью пошел спать. Мне было лет 5-6 тогда. И с этой мыслью я и жил до 23 лет, пока не поступил в театральный.
«Либо подниматься в гору, либо обходить ее»: Владимир Любимцев об отношениях с отцом Михаилом Пореченковым

Когда вы впервые увидели отца на экране? Какие у вас об этом воспоминания?
Долгое время вы скрывали, что Михаил Пореченков – ваш отец. Но поскольку это уже известно, спрошу вас, как вы познакомились и стали общаться? Сейчас ведь у вас близкие отношения?
Да, конечно, мы с ним близкие друзья. А познакомился я с ним, когда мне было 19 лет.
Это было для вас испытанием? Вы к этому вообще стремились, нуждались в этом?
Не очень хочется, на самом деле, об этом в подробностях рассказывать, но... В общем, да, так случилось, что мы долго не виделись... Но надо понимать, что все равно как бы... Свою кровь, особенно, если речь про отца и сына, все равно инстинктивно хочешь узнать. Это тонкая вещь. Внутренне, конечно, лгать не буду, я к этому всегда стремился, но специально ничего для этого не делал и не собирался делать. А потом наши близкие друзья организовали эту встречу. Я не стал отказываться.
Когда вы приняли решение пойти по стопам отца, как он на это отреагировал?
Вообще, скажем честно, обстоятельства и общество, в которых я рос, никак не располагали к тому, чтобы я занимался театром и читал книги. Все свое детство и юношество я прозанимался спортом. 10 лет отборолся. Я мечтал об олимпийской медали по дзюдо. После борьбы ушел в бокс. Там тоже мечтал о большой профессиональной карьере. Все мое окружение было такого хулиганского характера, мало кто посещал театр и вообще об этом задумывался. Да и я тоже, но какое-то зерно все равно во мне сидело, потихоньку томилось.

А мой дедушка — он морской волк, всю жизнь в море проплавал. И после школы они с бабушкой сказали: «Ну куда вот этого балбеса?» Давайте его в морскую академию. Моряком будет. Я поступил, но вскоре благобополучно оттуда вылетел и приехал обратно в Таллин. Ну и в какой-то момент, когда совсем я стал уже за рамки выходить, мой крестный сказал, что самым правильным решением будет пойти в армию, а там, во время службы, придут правильные мысли, а за ними — решения и действия. А к меня там еще и пару передряг серьезных случилось, из-за которых я решил все-таки пойти в армию.

Какой-то криминал?
Ну, такой небольшой, да. Да и в принципе я так воспитывался, что знал, что мой отец служил, мои прадедушка, прабабушка по маминой, по папиной линии, все воевали, все защищали Родину. И хотя мое поколение уже считало, что армия — это бесполезная трата времени, но я пошел, отслужил и... очень рад, что я это сделал, потому что я там получил много полезных навыков. Прошел испытания, которые в гражданской жизни не прошел бы.
И именно в армии я понял, что надо не только мечтать, а еще и что-то делать для того, чтобы мечты осуществились. И после демобилизации я приехал в Москву. На тот момент мы с отцом были уже знакомы, и он сказал: «приезжай, будем ходить, тусить, отдыхать, развлекаться, по съемкам ездить, смотреть». Мы встретились. Это было на Камергерском, напротив МХТ. Я говорю: «пап, все, я принял решение. Буду поступать». Он говорит, куда? Я говорю – «Туда». Он говорит: «елки-палки, ну ладно». И все, я пошел по всем нашим известным институтам и поступил в Щепку.

А он вам на этом пути помогал?
Нет. Он сказал: «На поступлении показывай все, что есть в тебе. Сможешь — молодец! Не сможешь — будем дальше смотреть, что с тобой делать.
А вам эта помощь как бы была нужна? Вы ее хотели? Или, наоборот, вы хотели доказать, что и без него справитесь?
Не-не, мне хотелось вот прямо хотелось именно через борьбу, через, так скажем, свою гордость сделать все самому.

А на момент вашего поступления люди понимали, что у вас есть известный родственник? Фамилия-то у вас другая.
Нет. Я, естественно, никому не говорил и никто меня не спрашивал. Но когда я уже стал студентом, то на сборе курса перед началом учебы кто-то узнал, и пошел слушок по курсу. А еще... Я не знаю, правда это или не правда, но отец мне как-то говорил, что будто бы когда меня уже взяли, он звонил и просил, чтобы меня не брали. Это, может быть, его такая легенда, чтобы, с одной стороны, меня поддержать. Или хотел меня оградить от всех ужасов, которые меня потом ждали в театральном институте. Не только меня, но и всех студентов. В общем, был такой у нас разговор.
Что за ужасы ждали вас в театральном институте?
Пройти через театральные жернова — это похлеще, чем в армии служить, на самом деле. Режим строжайший. Уровень того, как тебя нагружают, как ты сам себя морально загружаешь, колоссальный. Особенно поначалу, когда у тебя вообще ничего не получается, когда ты не то что ходить на сцене не умеешь, ты забываешь, как правильно дышать, ты кривой, косой, никчемный, и тебе еще об этом каждый день напоминают. И приходится просто такие усилия, такую волю подключать, чтобы не бросить это все. Самое главное, чему учат в театральном институте — не сдаваться и бороться, и через силу воли двигаться вперед.
Вам с вашими навыками борьбы должно было быть полегче, чем другим, или нет?
Наверное, не зря я такой путь прошел, начиная с детства, юношества. Видимо, все это определенную закалку дало, Не знаю, приносит ли это какие-то результаты, видно ли это. Но борюсь до сих пор.

Если вернуться в ваше детство, в ту первую встречу с отцом по телевизору... Все-таки ребенку в пять лет мысли о том, а он будет артистом, космонавтом, пожарным, приходят часто. Но как часто эта мысль возвращалась в вашу голову?
Да, знаете, у меня, наверное, было еще огромное желание доказать – ему, себе, вообще всем, окружающему миру... Доказать, что я что-то могу, чего-то стою, что я тоже достоин внимания. Или эго это мое, наверное, тоже со мной играло. Я мечтал быть большой звездой в спорте. Но и о кино тоже мечтал, все это как-то во мне переплеталось.
Следили ли вы за творчеством отца позже, когда он становился популярнее и популярнее. И укрепляло ли это вас в мыслях о том, что вы пойдете по этому же пути?
Конечно, следил. «Агент национальной безопасности» просто сутками крутился по всем каналам. Я, кстати, очень люблю этот сериал и атмосферу этих питерских работ – и хулиганских, и смешных, и трогательных. И это вроде и не «Бандитский Петербург», и вроде как-то и с юмором, и с расследованиями, и персонажи там какие-то трогательные, побитые. Очень смешно. Обожал этот сериал. Очень люблю персонажа из фильма «9 рота», прапорщика Дыгало — сильный, страшный и такой уязвимый! Один из любимых фильмов — это «Марафон» Карена Оганесяна. Там герой отца побитый жизнью, бытом, но такой мягкий и в этой мягкости его сила.
Хоть вы и обрели отца уже взрослым, когда и детство, и пубертат были уже позади, как бы вы описали отцовское воспитание?
Я бы сказал, что его воспитание заключается в личном примере. Самое потрясающее и заразительное с его стороны — это то, каким щедрым он может быть. Щедрым с точки зрения теплого слова и большой любви к нам всем — к родным и близким, друзьям, коллегам. Щедрость в подарках, которые он дарит в праздник. Для мужчины, наверное, быть большим, сильным и щедрым — это самое главное. Когда ты щедрый, ты сильный. Когда ты сильный, значит, ты и любить умеешь. Ведь сильный человек – это не тот, кто может одним взглядом убить. А тот, кто своим словом может его с колен поднять. Вот именно такой папа. Сколько я видел примеров, сколько я на себе это испытывал, что своим теплым словом, отношением, участием он просто возвращает силы и поднимает с колен.
Сильный, красивый и добрый — это то, с чем человек рождается или это работа?
Конечно, работа. Огромная внутренняя работа. Чтобы быть сильным, красивым и добрым, надо уметь не жалеть своих сил, своего сердца и внимания для близких. Конечно, какие-то данные даются человеку от природы, но проявление воли и силы — это то, что человек находит в себе, это его ресурс, который он должен тратить не только на себя, но и на других. То есть степень широты души зависит от того, насколько ты себя не жалеешь.

Вы теперь и сам отец, вашей дочери уже 10 лет. Какие у вас с ней отношения? Как вы сами ощущаете свое отцовство? Что вы почувствовали, узнав, что станете отцом?
Как мешком пыльным по башке дали, и всп. Но вообще это смешанные чувства. Это и восторг, и страх, и удивление. И непонимание того, как дальше жить-то, что делать вообще. А когда ты еще студент на первом или втором курсе, доширак не всегда купить себе можешь. И ты еще не знаешь, чем вся эта твоя театральная эпопея вообще закончится, где ты будешь дальше, где ты окажешься, кем ты станешь. А тут у тебя ребенок. Страшно...
При этом вам не казалось, что в каком-то смысле есть какая-то параллель с вашим отцом. Что ребенок растет без вас, пусть у вас и уважительная причина?
Но я же все-таки появлялся наскоками, как разбойник. Ну а что было делать? В общежитие что ли мне перевозить жену с ребенком? В Таллине у них все-таки квартира своя была, родственники, которые были рядом. А со мной-дураком что здесь делать? Жена с пониманием к этому относилась, поддерживала меня.
Известно, что дети, вне зависимости от того, насколько глубоко родители присутствуют в их взрослении и формировании, все равно на каком-то генетическом уровне их поведение повторяют. Что вы повторяете за своим отцом? Помимо того, что вы ту же профессию выбрали.
Дайте подумать. Несмотря на то, что можно проводить параллели в нашей, так скажем, судьбе и том, как протекает наша жизнь с детьми, все-таки он для меня – пример: отца и друга. Я еще в детстве понял, что мое тотемное животное — это медведь. Я обожаю это животное. Оно и грозное, и сильное, и большое, и смешное, и смышленое. Еще и в цирке работает, представляете? И вот для меня отец — это медведь. Вот он большой, сильный, огромный...

Да и зовут его Мишей.
Да, при этом он добрый и щедрый, еще и замечательный артист. И вот этот образ... поведение, какие-то характерные черты я иногда пытаюсь как бы и к себе применять, чтобы тоже быть таким. Я просто вижу, как это ему помогает в жизни, и как это помогает людям, которые рядом с ним. Вот и мне тоже хочется быть таким большим и сильным, но я все-таки, мне кажется, не медведь. Я больше на кота похож, или на рысь.
Почему на рысь?
Не такой я сильный, не такой мягкий. Я закрытый человек. Пожестче, почерствее чуть-чуть, не так щедр на любовь ко всем.
Когда вы говорите, что вы не такой сильный, вы имеете в виду какую-то внутреннюю человеческую силу? Ведь не физическую же. Вы ведь тоже крупный. И боролись 10 лет. Богатыря вот сыграли в фильме «Соловей против Муромца».
Ну да, но видите в чем дело, я с самого детства ни один игровой коллективный вид спорта не понимал, не переносил вообще. Ни настольные игры, ни футбол, не мое и все. Мне были близки только индивидуальные виды спорта, где один на один ты выходишь, в первую очередь сам с собой бьешься, борешься, это говорит о складе характера.

Класс. Ну и давайте поговорим про фильм «Соловей против Муромца» немножко. Насколько вы не щадили себя в этой работе?
О, это очень классный фильм, и я с удовольствием принял предложение от Карена Левоновича Оганесяна.Причем это произошло очень-очень быстро. Он мне прислал какой-то синопсис. Я прочитал, он мне позвонил и просто задал вопрос: «Что ты об этом думаешь?». И мой ответ, видимо, показался ему очень верным и ход моих мыслей правильным. Поэтому практически сразу мы договорились об этой работе. А потом я окунулся в нее с головой, но до сих пор сильно переживаю, очень сомневаюсь в том, сделал ли я все так, как надо, получился ли у меня образ именно Муромца. Все-таки это наш былинный герой, а не с нуля придуманный персонаж. Хоть он по сюжету и попадает в современный мир. В общем, эти сомнения меня терзают по сей день. Но мне вообще свойственно терзаться.

Ну там же не байопик Ильи Муромца. У вас же просто дурашливый комический персонаж, попавший в наше время. Он как Иван Грозный в современной Москве в известном фильме.
Ну, посмотрим. В общем, тут не все, наверное, от меня зависит. Очень много и от других. От истории, от того, как снято, как смонтировано. Это все же блокбастерное кино — с крутыми боевыми сценами роботов, с классными приключениями, с историей семьи, которая переживает разные сложности и сплачивается вокруг них. Такое большое зрелище для всей семьи. В общем, я с трепетом отношусь к этой работе и с волнением жду результата.
Вы, как мальчишка, об этом говорите. Который сам как будто еще не наигрался в сказки про роботов.
Ну мне кажется, что в нашей жизни, на сказку не похожей, хорошая сказка не помещает. Но у нас не столько сказка, сколько фантастика и экшн, и не в дремучем лесу, где болота и избушка на курьих ножках, а в центре современной Москвы на Робоарене, где сражаются школьники-победители олимпиад по Робототехнике. Все-таки мы занимаемся художественным вымыслом, и это круто, когда зритель может отключиться от повседневности, погрузиться в какую-то фантастическую историю, а может быть, взять из нее какие-то примеры — как персонажи действуют, как они себя ведут по отношению и к врагу, и к друзьям, и к близким, как они помогают, как они справляются с проблемами. Я бы очень рекомендовал сходить на наш фильм — он должен прийтись по вкусу и разным возрастам, и мальчикам, и девочкам. Надеюсь, что наши потраченные усилия, а мы их потратили о-го-го сколько — и физических, и душевных — пройдут не впустую.
Обратим внимание, что вы в этом фильме снова выходите на ринг.
Ахах, да, у меня что ни проект, то с кем-нибудь биться приходится.
Битвы роботов дались вам тяжело?
Там костюмы были очень тяжелые и неудобные. Выглядят они супер эффектно, но сниматься в них было мукой и кошмаром. Костюм впивался в плечевой пояс, в руки. Не то, что он натирал, а прямо впивался — до судорог, до мучительной боли. А под этим робо-костюмом, у меня был еще костюм – такой, как гидрокостюм у пловцов. И вот ты его надеваешь, и с тебя прямо ручьями течет, за смену по 5 литров жидкости уходило, даже если я просто стоял в кадре и головой поворачивал. А вот когда мы снимали бои, тут я уже дал себе волю. Думал, что сейчас как развернусь в этом костюме. И там была вот та смена, в которой я без шлема, и Карен Ливонович переживал, как я справлюсь, буду ли убедителен в своей мощи или нет. Но я как дал ему джазу такого, что он прибежал и говорит: «ну все, ты — настоящий Муромец».
Ваш партнер по «Соловью против Муромца» Никита Ефремов — тоже сын знаменитого отца.
Вы знаете, о чем я подумал? Надо продолжение будет сделать такое. Михаил Евгеньевич и Михаил Олегович появляются в сюжете как такие старики-разбойники. Они будут нами руководить. Отличная идея, мне кажется.

Да, неплохо. А что личного вы нашли для себя в этой роли? Про что вы ее играли? Что в характере этого героя отзывалось в вас? Какую вы нашли с ним личную связь, которая может быть не очевидна для остальных, а для вас важна?
История, когда Муромец стоит на распутье у камня и там развилка в три разные стороны. Прямо пойдешь, обретешь богатство, налево смерть, направо... Что же там еще было?
Но между богатством и смертью выбор очевидный, или нет?
Да, но там в былине классная история такая была, когда он пришел в какое-то прекрасное царство, где была прекраснейшая королева, она его пригласила в палаты поужинать. А потом говорит: «пойдем-ка в опочивальню». Но Муромец просек, что это ловушка. И каждый, кто ложится в ее кровать, сразу падает в погреб. И несмотря на то, что Илья Муромец такой правильный, православный, что я ценю и люблю в нем, он знаете, как с ней поступил? Разрубил ее на тысячу кусочков и раскидал по полю.

Что тут у вас отзывается, извините?
Не знаю, что. Порубить кого-нибудь на тысячу кусочков отзывается. Особенно несправедливых людей.
Ну у вашего героя в фильме совсем другая история. Что вам понравилось в ней?
Я получил настоящее удовольствие от работы с моими партнерами – Тимофеем Кочневым и Марком Маликом-Мурашкиным. Они играют сыновей профессора, который воскресил моего Муромца изо льда. Так как у нас приличная разница в возрасте, то в первые дни я думал, что у нас много общих сцен и надо к ним подход какой-то найти. И, в общем мы с ними так зацепились через юмор, что Карен Львович часто прибегал и прямо орал на нас, потому что мы смеялись и не могли успокоиться. У парней просто истерика начиналась. И я тоже от этого заражался, и ржал без остановки. В общем, нам было весело.
Почувствовали вы себя немножко отцом?
Скорее старшим братом. И прямо очень с ними было комфортно и классно работать.
Ну, ваш Илья Муромец в этом фильме довольно комический персонаж.
Я бы не сказал, что он комический. Там очень есть глубокие и серьезные и сцены, и кадры. По крайней мере, я его не делал только комически.
А как бы вы его описали?
Он — Муромец, который сомневается, но борется до конца.
А ваш отец занимался каким-то спортом вообще когда-нибудь?
Конечно, он же КМС по боксу. Когда он учился в Таллиннском военном высшем военно-политическом строительном училище, он за него выступал по боксу.
Ну, говорит ли это о нем тоже как о человеке интровертном? Ведь можно быть каким угодно как бы весельчаком и балагуром и как бы душой компании, при этом оставаться интровертным.
Я думаю, там просто такие времена были, что лучше было заниматься боксом, чем футболом.
Как вам кажется, насколько вы, как отец, похожи на него, как отца? Или все-таки вы лучше, как отец?
Не, ни лучше, ни хуже. Я, наверное, чуть просто другой. Я с дочкой дружу, я ее друг. Но мне кажется, это не очень правильно. Надо быть для дочки больше папой, чем другом. Потому что когда ты становишься другом, ты немножко как бы делегируешь свои обязанности маме. То есть ей приходится следить, контролить ее, иногда там журить, может быть, наказать за что-то. А я эту ответственность с себя как-будто снимаю под ширмой того, что я ее друг, весельчак, я ее забавляю, балую.
А как надо, по-вашему?
Да кто знает? Если бы мы все знали, как надо, то никто бы этих вопросов никогда не задавал. Надо быть ответственным и внимательным. Прислушиваться, слушать, слышать, видеть, стараться, держать там, где даже не просят, увидеть какой-то манок, который поможет найти диалог с ребенком, помочь ему в трудную минуту. Потому что они же не всегда нам все рассказывают. Ну и подарки дарить какие-нибудь классные.

Какой самый классный подарок вы ей подарили за последнее время?
Самый классный и полезный — мы подарили ей хороший велосипед, на котором она гоняет, как Бэтмен. Я просто глаза закрываю, когда вижу, что они вытворяют на этих велосипедах. На каких скоростях они это делают. Ну, велик уже весь перебит, перецарапан. Но она с него просто не слезает. Теперь два занятия у детей. Либо в телефоне или компьютере, либо хорошая погода, и они на великах рассекают. Вот это очень здорово. А велик выбирал я. Ездил по всем хорошим магазинам. И дедушка принимал в этом участие, естественно.
Как ваши отношение с отцом выглядит сейчас? Именно как отношения отца и сына. И важно ли вам, нужно ли вам, нравится ли вам чувствовать себя сыном, когда вы уже, в общем, большой мальчик, и сам уже папа?
Ну как сказать. Иногда, бывает, думаю, что мне уже 35 лет, а я все сынком бегаю, думаю, да что ж такое, может, что-то не так я делаю? А потом понимаю, что это же нормально. Я вижу, как другие отцы и дети общаются. Будет мне 50 лет, а папе 75. Будем так же дружить, будем так же, как отец и сын. Это нормально просто, наверное, меня внутри не отпускает ощущение, что хочется быть большим, еще сильнее, еще круче. Я не знаю, как это объяснить. Иногда думаю, что вот чуть-чуть не получается, и я сразу «батя, помоги, посоветуй». Хотя максимально стараюсь его не грузить. У него своих забот и проблем хватает. Но он сам намного чаще проявляет интерес к моим работам и к моим проблемам, чем я его о чем-то прошу.
А как он проявляет интерес к вашим работам?
Ну, во-первых, мы выходим вдвоем на сцену МХТ в спектакле «Вальпургиева ночь, или Шаги командора», колем друг друга, бьем иногда даже. В полном творческом и семейном взаимодействии. И мы делаем это серьезное, сложное произведение простым, легким, понятным, смешным и страшным. И до этого у нас было три спектакля, в которых мы работали вместе. А сейчас остался один. Я в этом спектакле с самого выпуска, а Михаил Евгеньевич уже подключился уже через год или два.
А к другим вашим работам он проявляет какой-то интерес?
Начиная от первых этюдов в театральном институте, с самых первых этюдов, по-моему, он все видел, всё разбирал, везде помогал, везде давал подзатыльники. Полное погружение с его стороны в мою работу и в работу моих друзей.
А друзья как к этому относятся? Ну типа приходит ваш папа и подзатыльники раздает.
Каждый показ, каждый экзамен, они всегда спрашивают: «ну что?, что?, батя придет?», а потом: «ну что он сказал?, а про меня?, а про меня?, а вот здесь?, а здесь?». Всем интересен его доскональный разбор — где хорошо, где не очень, куда двигаться, о чём думать, о чём не думать, о чём забыть.
Это совершенно потрясающе. Но все равно многим детям из творческих династий приходится всю жизнь преодолевать принадлежность к фамилии и слышать про себя, что они – жалкая пародия на отца/мать и что «природа отдыхает на детях гениев».
Да, с этим тяжело жить. Но с другой стороны, это задает стимул и желание работать, двигаться и доказать. Но в отличие от других отцов, которые ни одной работы своих детей не видели, мой не жалеет своих сил, своих чувств, своего времени и приходит, смотрит, делает, помогает, в том числе абсолютно незнакомым времени людям, например, моим одноклассникам. Вот какой человек Михаил Евгеньевич. Это один из примеров его силы.
У вас растет дочь. Как вы думаете, есть ли разница в роли отца в жизни дочери и в жизни сына?
Ну, отец для сына — это в первую очередь пример. Вот был бы у меня отец военным, я бы, скорее всего, стал военным. Был бы он летчиком-испытателем, я бы тоже, скорее всего, пошел в летчики-испытатели, ну, по крайней мере, стремился туда. Был бы он, я не знаю, пилотом в «Формуле 1», я бы тоже пошел.

А был бы он моделью и ходил бы по подиуму.
Папа моделью не был бы.
Ну вы же могли родиться у отца с любой профессией, в том числе модели, который ходил бы по подиуму, что плохого?
Ну, не знаю, не знаю. Ничего, конечно, плохого, но слава богу, не ходим по подиуму. Ходим по сцене. Это замечательно. Что касается дочки, то все-таки для дочки примером будет мама. То есть связь между дочкой и мамой серьезнее, правильнее, нежели между дочкой и папой. Папа — это тот человек, который должен прийти, всех накормить, всех обнять, всех полюбить, поцеловать. А мама — это та, которая должна контролировать дочку, должна ей заниматься, должна быть с ней строга в нужный момент. Они сами говорят, что папа — это какой-то шалтай-болтай: пришел-ушел, сегодня есть, завтра нет. Он другими вещами занимается, он во внешнем мире проявляется, и потом все это — в дом. А мама занимается дочкой, держит эту оборону, определенную строгость. Вот это на ее плечи ложится.
А бывает так, что родство с Михаилом Евгеньевичем мешает вам в работе? Ну, то есть, сталкиваетесь ли вы с тем, что коллеги говорят»: «о, пришел сын Пореченкова, ну, понятно».
Ни разу я такого ни от кого не слышал. Именно от коллег по цеху, от коллег по театру, от коллег по кино вообще — ни разу никто мне подобных вещей, именно в таком унизительном формате не говорил. Ну от тех, кто меня не знает, я порой слышал что-то типа: «а, ну, понятно, если у этого что-то идёт, то, понятно, он же сынок этого... Папа помог, да?» А если у меня что-то будет не получаться, они скажут: «да, понятно, на нём природа отдохнула». Но я на эти вещи не обращаю внимания, потому что я знаю, какую работу я над собой проделываю, как я в это вкладываюсь и как себя не жалею. Поэтому все эти уколы и подколки вообще меня не интересуют. Все доказывается в работе. А в театральном институте, это же школа подколов, однокурсники порой шутили надо мной: «О, пришел неизвестный сын известного артиста, ну заходи на сцену». Была такая у нас шуточка на протяжении всех четырех лет. Но она абсолютно не обидная, она смешная.

А обидные вещи были?
Ну, чтобы стало обидно, оппонент должен что-то сказать тебе прямо в лицо. И есть вероятность, что в это же лицо он может тут же получить, если это будет действительно оскорбительно и обидно.
А, то есть несмотря на то, что вы добрый, вы можете и в лицо кому-то дать?
Ну, так. По-дружески леща, конечно, почему нет? Чтобы ободрить человека, по-дружески можно, да.
Чувствуете ли вы, что вы с отцом соревнуетесь?
Нет, точно нет, и близко нет. Потому что, ну как вы хотите с Глыбой, с Горой соревноваться?
А вы его воспринимаете как Глыбу и как Гору?
Да. Это абсолютный мастер, мастодонт своего дела. И тут надо либо подниматься в гору, а это опасно, либо обходить ее.
А кем вы видите себя рядом с этой горой?
Пролетающим ястребом над вершиной. Или, раз уж я сравнил себя с котом, то пусть я буду снежным барсом, который бороздит эту гору, охотится на этой горе.