«Круто, если ты всегда готов ответить за свои слова»: Артем Быстров о 90-х, «Лихих» и личных кризисах

Артем Быстров: Сто лет не был в ГУМе. Какой у нас план?

Антон: Его нет, мы просто будем гулять и разговаривать. Так что предлагаю вещи оставить здесь — их нам привезут в конце прогулки — и налегке отправиться в путь.

Дмитрий: Вот, возьми этот пленочный фотоаппарат, я буду снимать тебя, а ты снимай все что хочешь.

Артем, Антон и Дмитрий идут сквозь толпу туристов. Экскурсовод: «Группа Сергея вся здесь? Никто не потерялся?»

Антон: Ты помнишь, как первый раз приехал в Москву?

Артем: Да, мы тогда попали на Всероссийский пластический фестиваль в Щукинское училище, которое славится своей пластической кафедрой. Студенты со всех вузов страны туда приезжали. Не могу сказать, что я как-то в тот раз особенно увидел или запомнил Москву. Помню только щукинский дворик, это общение между студентами и то, что нас, провинциальных ребят из Нижнего Новгорода, не особенно принимали местные. Но это было нормально. Еще помню, сходили тогда на спектакль, что-то по Гоголю. Вот и все воспоминания.

Дмитрий: У нас завтра, кстати, в театре «Мертвые души», приходи?

Артем: А какой театр?

Дмитрий: «Озеро», у нас там Токаев, Маник, Комаров...

Артем: Ты тоже играешь?

Дмитрий: Выхожу на сцену иногда, а так я там креативный директор. У нас живая музыка. Весь спектакль электрогитара фоном.

Антон: У тебя сразу была цель ехать поступать в Москву?

Артем: Нам в Нижегородском театральном училище говорили, что, если мы хотим развиваться дальше, надо поступать в Москву или в Питер. Для этого они создали идеальные условия, даже в чем-то жертвуя собой. Например, тогда многие театральные училища в стране стали получать статус институтов, а это, кроме прочего, означает и лучшие зарплаты для преподавателей. Но наш директор Татьяна Васильевна Цыганкова, Царство ей Небесное, специально не стала это делать.

Антон: Почему?

Артем: Потому что у нас в стране только первое высшее образование бесплатное. Из училища мы могли попасть на бюджет в столичные школы, а из института — уже нет. Она сказала: «Мы останемся училищем, потому что наши ребятишки поедут потом поступать». Это было очень мудрое решение.

Антон: А у тебя был план Б, если бы с Москвой не сложилось?

Артем: Был план П — Питер. Мы с моим товарищем ездили туда на просмотры, и нас даже были готовы взять в театр Комедии имени Акимова. Не Александринка, конечно, но этот театр стоит ровно напротив нее.

Дмитрий: Пошли к Лобному месту, а потом на Тверскую.

Артем: В этом году уже 17 лет, как я играю во МХТ.

Антон: А до этого ты еще и учился в школе-студии... Страшно было поступать?

Артем: Для нас был шок, когда на поступление Олег Павлович Табаков собрал всех режиссеров театра. Весь цвет! Конечно, коленочки задрожали. В этой комиссии был Адольф Яковлевич Шапиро, который как раз собирался ставить «Обрыв», и он сказал, показав на меня: «Вот этот парень мне нужен, так что, Олег Палыч, давай бери его».

С Артемом фотографируются люди, стоящие у касс театра.

Мужчина: I’m from Palm-Springs, California. Мой сын тут шеф-повар. Его дивчина... (голос заглушает проезжающая машина).

Мы прощаемся с американцем и идем дальше.

Артем: Надо было спросить его: «В чем сила, американец?»

Антон: Кстати, о силе и вопросах из 90-х, которые вновь поднимает сериал «Лихие». В следующем году России исполнится 35 лет. Этот возраст считается началом зрелости, и, мне кажется, это лучшее время, чтобы уже закрыть какие-то детские и подростковые травмы, а в случае с нашей страной ее детство и пубертат — это как раз 90-е и нулевые.

Артем: Я это не раз говорил и повторю: очень хочется, чтобы этим сериалом мы поставили какую-то точку в ужасающе серьезном восприятии 90-х. Чтобы все сделали свои выводы про нашу страну, про себя, про своих родителей и про то время вообще. Чтобы эта работа помогла закрыть все эти гештальты, и мы смогли посмотреть на 90-е иначе, даже с каким-то юмором, но без романтизации того времени. Даже ужасные события спустя годы воспринимаются иначе, и ты понимаешь, что они тебе дали, почему были необходимы и в чем помогли.

Антон: Кстати, мы действительно словно стараемся через кино отрефлексировать целый ряд болезненных, но знаковых событий и явлений прошлого, будь то «Слово пацана», «Чернобыль», те же лихие 90-е, приметы которых до сих пор вокруг нас. Вот тут, например, тогда был клуб Night Flight, а теперь «Вареничная».

Идут через толпу людей, зазывал в ростовых фигурах и курьеров с квадрат­ными рюкзаками.

Артем: Когда я приехал в Москву, было тяжело. Да и сейчас, скажу честно, я устаю от нее, и мне иногда необходимо хотя бы на денек-другой куда-то вырваться, просто чтобы отдохнуть от этого потока людей и того количества информации и энергии, которые тут летают и отскакивают от всех углов, стен и потолков. Первое время это особо остро чувствовалось. Я тогда никого не знал. Всё было чужое, никого, ни друзей, ничего знакомого не было, поэтому я иногда говорил педагогам какую-то чушь и уезжал в Нижний Новгород отдохнуть, хотя я тогда жил не столько в Москве, сколько именно в школе-студии МХАТ — кроме учебы ничего не видел. С 9:30 утра до 10 вечера учишься, да и после в общаге сидишь придумываешь какие-то этюды, читаешь. Три года моя жизнь была замкнута на Тверской улице: от общаги до школы и обратно.

Антон: Давно последний раз отдыхал от Москвы?

Артем: Я сейчас снимался в Дагестане и первый раз был в горах. Каждый день мы ехали на площадку одним и тем же маршрутом, и каждый раз я восхищался красотой открывавшихся видов. Когда вернулся, несколько дней привыкал к московскому ритму. Как будто был немного замедленный после гор, даже говорить хотелось с акцентом. Там всё есть, но всё по-другому. Тот же пункт выдачи Ozon с запиской с мобильным телефоном на двери — звонишь, тебе говорят: «Брат, там ключ сверху лежит, открой сам. Номер заказа знаешь? Найдешь на верхней полке, а потом закрой, пожалуйста, обратно и ключ на место положи». Или выходишь на улицу села, где мы жили, и говоришь: «Сейчас бы шашлыка купить». И к тебе тут же подходит несколько человек и предлагают его привезти или сделать.

Дмитрий: Давайте в чебуречную зайдем, тут через площадь только перейти.

Спускаются в подвальное помещение, полное людей и запахов пива и чебуреков.

Дмитрий девушке у прилавка: Нам три пива и три чебурека.

Посетитель у столика Артему: А вы в кино не снимались?

Артем: Нет, но мне часто говорят, что стоит попробовать.

Посетитель: А мы вот подводники — вся компания. Все служили на флоте, на подводных лодках. Давайте сфотографируемся?

Антон: А тебе самому 90-е каким запомнились?

Артем: Слушай, в 90-е я был счастливым человеком. Я был ребенком, у меня была любовь, у меня были друзья, с которыми мы росли в таких дворовых понятиях. Ничего бандитского (хотя в Нижнем этого было предостаточно), просто если ты шел на дискотеку с девочкой, ты был готов, что, если кто-то начнет к ней подбивать клинья, придется драться, или, если ты что-то говоришь, то за эти слова надо отвечать. Сейчас интернет это убил. Там пишут все подряд и знают, что за это ничего не будет. На мой взгляд, такая вседозволенность не очень полезна. Люди перестают чувствовать не только границы того, что можно и нельзя говорить, но и лишаются какого-то уважения друг к другу. Когда ты всегда готов ответить за свои слова, мне кажется, это круто.

Антон: Кстати, тема разных поколений красной линией проходит через «Лихие». Мы даже делали на примере этого сериала статью про отцов и детей.

Артем: В этой работе она действительно заложена. Мы видим три поколения одной семьи. И если старшее поколение — мой герой Павел Лиховцев — это маскулинная философия в абсолюте без особых нюансов: либо ты, либо тебя, то его сын — следующее поколение — это уже человек, который задает себе вопросы и может вырваться из всего того, что их окружает, ну а внук — следующее поколение, которое не принимает ни ценности этих предков, ни то, что они для него сделали. Мой Павел — это просто какая-то дикая тайга, его сын Женька — это скорее уже такой мост оттуда через реку смерти, а внук — даже не знаю, чистый оазис в саванне. Когда посмотришь всю работу от начала до конца, то этот круг замкнется.

Дмитрий: Я хотел, чтобы наша прогулка замкнулась на Арбате у стены Цоя, давайте возьмем каршеринг или самокаты? Или пешком догуляем?

Антон: Тебе недавно исполнилось 40 лет, ты не устал от своей профессии?

Артем: Как говорил Конфуций, найди себе работу, которую ты будешь любить, и ты не будешь работать в жизни ни дня. Это про меня. Я очень люблю дело, которым я занимаюсь, и мне даже не важен результат — успех, аплодисменты. Мне важно просто это делать, важно знакомиться с интересными людьми. Вот так гулять вместе, общаться. Это всё меня обогащает. Тут можно процитировать Константина Сер­геевича Станиславского: надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Смысл в том, что ты не являешься каким-то центром всего этого, ты лишь малюсенькая частичка общего организма. Если ты зацикливаешься на себе, то словно закрываешься в коконе и живешь как будто в пустоте. Это не независимость, а что-то другое. Да и вообще, независимых людей нет, и это не только к вредным привычкам относится, а вообще к жизни — мы зависим от любви, от общения, от работы...

Антон: 40 лет — это еще и такой кризисный возраст. Ты сталкивался с серьезными личностными кризисами?

Артем: Меня в пандемию серьезно накрыло. Когда ты десятиле­тиями бежишь куда-то и вдруг оказываешься в этой изоляции, вскрываются какие-то глубинные вещи, которых раньше не замечал. Даже на людей, которые тебя окружают, ты начинаешь смотреть иначе. Пока находишься в постоянном шуме, ты куда-то сам себя задвигаешь, а тут, как в треке Гуфа, «свет выключите, послушайте, что внутри», и ты начинаешь задавать себе вопросы, часто неудобные и даже жесткие. Что ты делаешь? Чем ты зани­маешься? Кто с тобой рядом? А вот этот друг тебе правда друг? Это была такая проверка, столкновение с реальностью, и сама ситуация показала, что не все так, как казалось, и не все те, кем казались. Это было прямо тяжело, вплоть до того, что мы даже с семьей разъехались и три или четыре месяца жили в разных городах, потому что что-то не получалось. Я после этого понял своего дядю, которому 60 лет, и он говорит, что у него всего два друга.

Артем: Вот тут мы снимали ночной клуб в «Лихих».

Антон: Где пела певица Ника?

Артем: Да-да, именно его.

Прохожий: Можно с вами сфотографироваться?

Артем: Да, конечно, давайте.

Прохожий благодарит и уходит.

Артем: «А можно с вами сфотографироваться? Кстати, кто вы?»

Дмитрий: Классика!

Антон: Я помню, как подростком ходил на Арбат в рок-магазин за футболками, дисками, нашивками и тогда четко понимал, что на этом пути могут и ограбить, и побить...

Артем: У нас в Нижнем Новгороде, если кого-то видели в футболке Nirvana, Prodigy, «Кино», не важно, могли подойти и задать вопросы про группу, и, если ты не мог на них ответить, просто снимали футболку. Ты, типа, недостоин ее носить. Это опять же про то, что ты отвечаешь не только за свои слова.

Антон: А ты когда понял, что будешь именно артистом? Был какой-то момент, когда ты это четко осознал, сделал выбор?

Артем: Это началось очень рано, с родителей, хотя они не из творческой среды. Папа сказал, что мальчик должен уметь за себя постоять, потому я пошел на карате, а мама сказала, что любому человеку нужна музыка, и я попал еще и в музыкалку. Учился играть на фортепиано, а в русском народном ансамбле играл на ложках, от чего просто кайфовал. Это было такое первое знакомство с искусством, а потом я из обычной школы перешел в школу с углубленным изучением предметов художественно-эстетического цикла. У нас был театральный класс, музыкальный класс, танцевальный класс, класс живописи. Я попал в театральный, и в 6-м классе за спектакль, где играл роль мужика, получил какую-то грамоту, а в 7-м или 8-м учитель посоветовал мне после школы идти в театральное училище. Когда в 11-м классе я получил свой диплом без четверок — там были две пятерки, а остальные тройки, — я понял, что меня ждет либо военная карьера, либо актерская. Определиться помог папа, который сделал гениальный ход — он привел действующего капитана, который мне без прикрас рассказал о службе. Я все понял и тут же стал готовиться к поступлению в театральное.

Антон: То есть изначально родители сыграли тут большую роль, выбрав тебе правильные школы. Теперь ты сам родитель двух дочек. Как ты выступаешь в этой роли?

Артем: Пытаюсь так организовать их пространство, чтобы они делали то, что им действительно интересно, и, даже если я этого не понимаю, я ни в коем случае не буду вставлять палки в колеса. Меня вот спрашивают: ваши дети пойдут в театральные? Я говорю: нет, если сами не захотят. А если захотят, ну как бы тогда я разведу руками, но все же расскажу им все про оборотную сторону. Все-все как есть. Кстати, сколько там времени? Мне надо еще уроки делать, а то жена уехала, и я сейчас с ними один. Чувствую, когда вернется, нам влетит.

Фотограф: Дима Чёрный
Стилист: Владимир Макаров
Продюсер: Ольга Сабельникова