Комната снов: почему Дэвид Линч — больше чем режиссер

Дэвид Линч ворвался в кинематограф в далеких 70-х, представив миру свой самый абсурдный, жуткий и сюрреалистичный фильм «Голова-ластик». Тогда же стало ясно, что музыка занимает отдельное место в творческих замыслах автора — вместе с Питером Айверсом они записали единственный саундтрек к картине (в остальном ее наполнили звуки индастриала) с саркастичным рефреном «В раю все замечательно». Не менее контрастными были и следующие эксперименты режиссера: тут можно вспомнить In Dreams из «Синего бархата», многогранный саундтрек для «Твин Пикс», написанный Анджело Бадаламенти, или и вовсе альтернативный хит-парад для «Шоссе в никуда» Трента Резнора (кроме него свои музыкальные камео в фильме получили Мэрилин Мэнсон и Smashing Pumpkins).

По большому счету, вся музыка, которую Линч выбирал для своих работ, настолько же странная и энигматичная, сколько и сами ленты. Объяснить такое явление несложно: в мирах Линча не существует объективной реальности, а потому все происходящее на экране необходимо подвергать сомнению. Таким образом, музыкальное сопровождение фактически вплетается в сюжеты картин: наглядный пример — культовый «Твин Пикс», в котором заглавный трек подчеркивает дихотомию сериальной реальности (он одновременно дает надежду и нагнетает так, как того требует история про убийство ученицы старших классов Лоры Палмер).

Предельно очевидно, что для Линча — причем как ранней, так и поздней формации — звук был неотделим от изображения. Во время работы над своим самым поп-культурным проектом он дал четкое техническое задание Бадаламенти. «Начни с предчувствия. Будто ты находишься в темном лесу, затем плавно двигаешься к чему-то прекрасному. Как только получится, вернись и сделай что-то грустное, обратись к обреченной темноте», — говорил Дэвид композитору, желая услышать лучший вариант главной темы для «Твин Пикс». Результат не заставил себя долго ждать, и Анджело записал трек с первой попытки (за него же он, к слову, получил «Грэмми»).

В конце 90-х похожий диалог у Линча случился и с Резнором — тогда еще не оскароносным композитором и саунд-продюсером, но уже важной фигурой в жанре тяжелой музыки. Вот что говорил музыкант об их встрече перед съемками «Шоссе в никуда»: «Он описал мне сцену и сказал: "Полицейский автомобиль гонится за Фредом по шоссе, и я хочу, чтобы ты представил вот что. Есть коробка, окей? Из нее выползают змеи. Они кружатся перед твоим лицом. Я хочу, чтобы из этого получился звук, как змеи клубятся у коробки. Но это должно звучать, как надвигающаяся гибель". Никаких кадров он с собой не принес».

Сам же Линч к написанию музыки тяготел не меньше, чем к питчингу тем для будущих саундтреков. Пробой пера в дискографии уже отнюдь не юного к нулевым автора стала пластинка BlueBob, созданная совместно со звукорежиссером Джоном Неффом. Как заявлял сам Линч, у него получился некий индустриальный блюз, а потому звучал результат довольно эклектично. Дэвид объединил важную для своего музыкального становления эпоху 60-х (отсюда и взялся блюз-рок) с модной механической эстетикой 90-х. В альбоме несложно расслышать и элементы хеви-метала со свойственным ему многослойным гитарным звуком. Кстати, на электрогитаре Линч играл сам.

Уже в 2010-м Линч пошел дальше и выпустил танцевальный синти-поп-трек Good Day Today, где его вокал предстал в максимально искаженном виде благодаря использованию компьютерной обработки. По сюжету песни герой устает от «дыма, огня, страха и темноты», после чего просит послать ему ангела, чтобы «хорошо провести этот день» (как связать этот незамысловатый текст с паранормальными идеями Линча-режиссера, вы решите сами, но переслушать Good Day Today мы искренне рекомендуем).

Вслед за легкомысленным на первый взгляд синглом вышел и полноценный альбом Crazy Clown Time (на этот раз сольный), где индастриал-блюз трансформировался во что-то еще более электронное и нестандартное — Линч назвал это «современным блюзом». Впрочем, мы бы описали услышанное как эталонный линчевский сюрреализм, где Good Day Today был всего лишь поп-обманкой, за которой следовали по-настоящему эксцентричные, порой зловещие композиции, идеально подходящие для проигрывания в его парижском ночном клубе Silencio (воссоздан по подобию заведения из «Малхолланд Драйв»).

В 2013 году Дэвид Линч выпустил еще один студийный релиз The Big Dream — он звучал более стройно и, как отмечали некоторые, поклонники — «менее шизофренически». При этом концептуально его можно смело назвать продолжением развития авторского поджанра мрачного блюза, сдобренного деликатным электронным саундом. Примерно в то же время общественность узнала, что Линч, ко всему прочему, — большой поклонник другого современного провокатора Канье Уэста. Дэвид даже планировал снять клип на трек Blood on the Leaves, но в итоге ничего не придумал: «В голову не пришло идей, которые впечатлили бы нас обоих. Думаю, я его подвел».

Спустя еще одно десятилетие визионер Линч не стал рэп-звездой, так и не снял ролик для Йе, но зато откопал в своей студии в Лос-Анджелесе старые записи. Посовещавшись с коллегой и руководителем музыкального пространства Дином Херли, они вспомнили, что записанные много десятилетий назад композиции принадлежат им и их покойному товарищу Бадаламенти. Так уже страдавший от эмфиземы легких режиссер явил миру свою последнюю пластинку Cellophane Memories, вокал для которой записала техасская певица Криста Белл. Это было посмертное послание Линча — наверное, самое неторопливое и вдумчивое из всех музыкальных, пропитанное одновременно тоской и светом.

Дэвид Линч никогда не ограничивался одним делом, хотя и больше всего преуспел в кинематографе. Будучи тинейджером, он четко знал, что свяжет свою жизнь с творчеством, причем неважно каким. Еще до того, как будущий классик снял «Голову-ластик» и даже первые короткометражки, он изучал живопись в Бостонском музее изящных искусств, который решил не оканчивать, а затем и в Пенсильванской академии. Во время учебы во втором заведении Линч перманентно страдал: он называл город Филадельфию клоакой из-за высокого уровня преступности и огромного количества мусора на улицах — за это время молодого человека успели не раз обокрасть, угнать его автомобиль и забросать окно девушки и первой жены Дэвида Пегги Риви камнями.

Впрочем, именно постоянное раздражение оказалось своего рода плацдармом для зарождения первого художественного метода автора. «Я писал очень мрачные картины и однажды поймал легкое дуновение ветра [из-за которого краска, которая была на холсте, сдвинулась с места. — МТ]. Тогда я задумался не о статичных, а о движущихся картинах. Я не думал всерьез заниматься кино. Мне просто хотелось воспроизвести это странное настроение в анимации», — рассказывал Линч, вспоминая студенческие годы. Что было дальше, известно практически всем: несколько коротких метров, дебютный боди-хоррор «Голова-ластик» (также вдохновленный ненавидимой Пенсильванией), а позднее всемирная слава и звание главного экспериментатора современного кино с вытекающей «Золотой пальмовой ветвью» и прочими наградами.

Главный вопрос: как Линчу удалось не забросить изобразительное искусство или как минимум не приостановить практику на время, ведь погрузился в кинематограф он разом и с головой. На самом деле, Линч-режиссер, Линч-музыкант, Линч-писатель и Линч-художник — личности (или «линчости», если угодно), нисколько не противоборствующие. Более того, на протяжении своей полувековой карьеры контркультурщик Линч, плевавший на голливудские установки, делал все, что хотел, и шел наперекор системе (чего только стоит его провальная «Дюна» — он мог поставить прибыльный блокбастер, опираясь на опыт Лукаса, но решил остаться верным своим безумным идеям). Собственно, в живописи Дэвид так же себя и сохранил.

В поздних интервью Линч признавался, что наибольшее влияние на него оказали британский экспрессионист Фрэнсис Бэкон (насмотренный поклонник увидит в «Твин Пикс: Возвращение» множество отсылок), французский авангардист Макс Эрнст и соотечественник последнего, сюрреалист Марсель Дюшан. Как и творчество его кумиров, работы Дэвида Линча были далеки от конвенционально красивых, приятных глазу обывателя. Напротив, его искусство исследовало мистицизм и абстрактный мир снов, из-за чего выглядеть в привычном смысле слова «нормально» не могло.

В его работах преобладает темная палитра и сновидческие ландшафты, порождающие ощущение, схожее с грезами при температуре 38. Во многих картинах присутствуют сложные и грубые текстуры, мультимедийные элементы (обрывки текстов, фотографии и другие неожиданные инородные предметы) и промышленные нюансы (такие как, например, механические части) — все это нужно для создания неповторимого визуального языка Линча, так слабо схожего даже с методами признанных им самим мэтров.

Неудивительно, что Линча уважали не только в кинематографической и музыкальной, но также и в арт-тусовке. В 2007 году у него была персональная выставка в Фонде Картье в Париже, а двумя годами позднее он приезжал с похожей целью в Москву (в «Гараже» он представил FETISH). В 2014 году Линч вернулся с мастер-классом в Пенсильванскую академию изящных искусств, а уже в 2022-м одновременно выставлялся в двух нью-йоркских галереях — Pace и Sperone Westwater.

«Жизнь в искусстве — это прекрасная жизнь. Это кофе и сигареты, может быть, немного красного вина. Это поиск идей и их воплощение в той или иной форме. В мире живописи это погружение в мир и просто потерянность в нем — с красками и прочим. И это просто мечта — попасть туда и найти то, что тебе нравится», — говорил культовый режиссер, музыкант и художник Дэвид Линч. А еще Линч сравнивал человеческие идеи с рыбами — правда уже в амплуа писателя: мол, для поимки крупной добычи всегда придется опускаться глубже. Мысль на редкость для Дэвида простая, но кто-то ведь должен нам об этом напоминать.