Мужчины забыли, кто они: как кризис маскулинности влияет на экономику и политику (и наоборот)

В новой книге «Заметки о том, как быть мужчиной» Гэллоуэй пишет о кризисе, который переживают современные мужчины. Идею он подкрепляет данными статистики:

Ньюсом, который претендует на пост следующего кандидата в президенты от Демократической партии, внимательно слушал. Летом он издал указ, призванный «противостоять растущему кризису связей и возможностей для мужчин и мальчиков в Калифорнии». На его призыв откликнулся бывший мэр Чикаго Рам Эмануэль, который связал недоступное жилье и здравоохранение с «растущим унынием» среди молодых людей. «Не нужно быть инцелом, чтобы поверить, что "система" в корне неисправна и настроена против вашего успеха», — написал он.

Оба демократа разделяют тезис Кирка о том, что молодые мужчины находятся в ужасном положении, которое тянет их вправо. Вместо демагогии и женоненавистнических лозунгов они предлагают уважительные дискуссии и технократические решения. Эмануэль, например, видит панацею в налоговых льготах для впервые приобретающих жилье, но критикует нового мэра Нью-Йорка, демократа-социалиста Зохрана Мамдани, чья кампания была во многом сосредоточена на доступности жилья. Последний, кстати, завоевал голоса мужчин от 18 до 29 лет с поразительным перевесом в 40 пунктов.

Многим демократам хотелось бы создать собственную — центристскую — маносферу. Так, Гэллоуэй заявляет, что недовольным зумерам, а также мальчикам и подросткам поколения «альфа» нужно «вдохновляющее видение мужественности», видение, противоположное посланиям Эндрю Тейта и Ника Фуэнтеса. По его мнению, мужественность может выражаться просто в том, чтобы «вставать в шесть утра, идти на работу и делать ее, чтобы обеспечить свою семью экономически». Кроме того, развитый мужчина гарантирует, что не будет бездельничать «в домашнем, эмоциональном или логистическом плане».

Гэллоуэй считает, что хороший мужчина придерживается кодекса, неотличимого от кодекса бойскаутов: умственная и физическая подготовка, эмоциональная устойчивость, трудолюбие, финансовая осмотрительность, забота о других. Мало кто может возразить против этого, однако его герой — добрый и совестливый, стремящийся к достойной жизни и заботящийся о своих близких, — кажется, лишен гендерных различий. Это заставляет сомневаться в том, что на маскулинности вообще стоит заострять внимание.

Как отмечает Джессика Винтер из The New Yorker, продолжающееся разрушение производственной базы США и сокращение рабочих мест непропорционально сильно ударили по мужчинам из рабочего класса. Длящийся промышленный коллапс сформировал многие статистические данные, которые лежат в основе рассуждений о мужском кризисе. Однако это палка о двух концах.

Гендерный разрыв в образовании, например, может быть результатом различий в экономических стимулах. Так, женщинам требуется получить более полное и качественное образование, чтобы зарабатывать столько же, сколько мужчины. Кроме того, сокращается гендерный разрыв в самоубийствах, и молодые женщины пытаются покончить с собой чаще, чем молодые мужчины. Заработная плата женщин в целом на 17% ниже, чем у мужчин, отчасти потому, что женщины перепредставлены во многих низкооплачиваемых сферах здравоохранения и социальных услуг. Эта же асимметрия объясняет гендерный разрыв в безработице.

Некоторые эксперты согласны, что одно из наиболее практичных предложений, вытекающих из дискурса о мужском кризисе, — это привлечение большего количества молодых мужчин на так называемые должности HEAL (здравоохранение, образование, администрирование и грамотность). Профессии учителей и медсестер испытывают серьезную нехватку рабочей силы, не приносят большой зарплаты и часто изнурительны, однако устойчивы к автоматизации и рецессии. Решение предполагает повышение зарплат в этих сферах, однако почему бы не платить таким работникам хорошо изначально, независимо от их пола?

Большая часть риторики центристской маносферы основана на отказе видеть половину того, что находится перед носом. Так, летний указ Ньюсома, касающийся мужчин и мальчиков, признает сильную корреляцию между использованием соцсетей и расстройствами психического здоровья, такими как депрессия и тревожность. Однако в нем не отмечается, что эти эффекты проявляются у девочек в значительно более высоких показателях.

В новой книге Гэллоуэй пишет: «Намеренное перераспределение богатства от молодых к старым в США за последнее столетие привело к неподъемным и неоправданным расходам на образование и жилье, а также к стремительному росту студенческих долгов, и все это напрямую затрагивает молодых мужчин». Автор как будто бы не знает, что не существует никаких программ скидок для женщин.

Двойные стандарты транслирует и Эмануэль, который пишет, что стоимость жилья — проблема всех американцев, но особенно сильно затрагивает мужской пол. Вероятно, он считает, что мужчины и женщины платят по одному счету, но существует некая социальная или духовная плата, которая для мужчин выше.

Послы центристской маносферы восхваляют успехи женщин, но настаивают, что экономические и профессиональные тревоги мужчин более сильны. Правая маносфера хотя бы без стыда говорит, что маскулинность базируется на доминировании и ограничении возможностей женщин.

В своих выступлениях Гэллоуэй представляет мужественность не как одну из сторон фиксированной бинарности, а как состояние ума и образ жизни, одинаково доступные всем и поэтому не поддающиеся определению. Такая аморфная структура создает проблемное ощущение, что мужчины все еще должны занимать более высокое положение в социальной иерархии, но как-то не так, как раньше. Впрочем, открыто об этом не говорится.

Это согласуется с концепцией экономиста Пола Кругмана о том, что женщины привыкли к небольшому унижению, небольшой недоплате, игнорированию и подавлению своих амбиций. Все это не нарушает порядок вещей. Обязанности женщины — защищать, обеспечивать и производить потомство — реальны, но они не пишутся с заглавной буквы.

По Гэллоуэю, в семье мама является родителем по умолчанию, она проявляет заботу и решает проблемы. Папа же — это авторитетная фигура, к которой мама может обратиться в случае необходимости. Чтобы мужчина почувствовал потребность участвовать в семейных делах, он должен получить главную роль добытчика. Как только жены становятся добытчицами (две из пяти семей в США), мужья становятся изгнанниками.

Согласно статистике, 32% отцов, не проживающих в семье, практически не общаются со своими детьми в течение года после расставания с их матерями. Через восемь лет этот показатель достигает 55%. Возможно, это порождает все больше потерянных мальчиков и все больше мужчин старше 20 лет, живущих в своих детских спальнях.

Мысль о том, что отцы покидают свои семьи из-за гнетущего чувства экзистенциальной неустроенности, уверенности в собственной бесполезности становится особенно острой, если принять во внимание огромный гендерный разрыв в ведении домашнего хозяйства и воспитании детей. Матери, работающие полный рабочий день, выполняют почти вдвое больше работы по дому, чем отцы. Нежелание женатых мужчин заниматься домашним хозяйством и другими скучными семейными делами может сдерживать рождаемость. Однако смена подгузника у собственного ребенка не связана с полом, это просто одно из дел, которыми полна жизнь.