Антон Иванов: Фонд «Друзья» известен светской Москве как «фонд фондов», который устраивает креативные благотворительные вечеринки — от дня рождения фонда в Сандуновских банях в смокингах до шашлык-батла московских рестораторов в парке. А что так можно было?
«Мы боролись с мифом, что в благотворительности нельзя быть модным»: Яновский и Нахапетян о фонде «Друзья» и его миссиях
В любой индустрии прорыв происходит, когда появляется кто-то, кто меняет правила игры и, цитируя слоган Apple, «думает иначе». В сфере благотворительности роль одного из таких «иных» играет фонд «Друзья», отметивший в этом году свое десятилетие. Мы встретились с двумя из сооснователей «Друзей» Яном Яновским и Гором Нахапетяном и выяснили, зачем успешным людям идти в благотворительность и почему их главная мечта — закрыть свой фонд.
Архивы пресс-службы
Ян Яновский: Так было необходимо! На 10-летии фонда «Друзья», когда мы позвали друзей фонда провести ночь в магазине игрушек в ЦДМ на Лубянке, я сказал: наш фонд — доказательство того, что дружба может быть организационной формой добра. Мы искренне верим, что заниматься благотворительностью можно и нужно в удовольствие, не забывая о системности и эффективности данного процесса. Мы долгое время бросали деньги в стеклянные ящики, участвовали в многочисленных аукционах, каждый раз не до конца понимая и не вникая в суть работы некоммерческих организаций, которые организовывали сборы. За 10 лет мы с командой полностью переосмыслили подход к помощи, ее формам и содержанию.
Гор Нахапетян: Нам пришлось бороться с мифом, что в благотворительности нельзя шутить и нельзя быть модным. Фондам пора было выходить из позиции жертвы. Почему благотворительность — это всегда про уныние? Почему нельзя помогать и радоваться? Можно и нужно. И мы это сделали: превратили благотворительность в рок-сцену, а филантропов — в звезд.
АИ: Когда создавался фонд, вы думали, что он станет тем, чем он стал сейчас?
ЯЯ: Он стал гораздо больше, чем мы могли ожидать, и явно перерос своих основателей — нас. Сегодня фонд «Друзья» — это институция, которая последние 10 лет ежедневно строит индустрию благотворительности в России и помогает развивать филантропию как профессию.
ГН: Мы начинали с точечной профессиональной помощи другим фондам, а в итоге выросли в экосистему продуктов для развития индустрии. Сегодня фонд «Друзья» — это самая крупная платформа интеллектуального волонтерства в России ProCharity. Это образовательная программа для сотрудников отрасли Московская школа профессиональной филантропии. Это Центр знаний и исследований, в котором мы аккумулируем экспертизу и накопленный опыт, изучаем тенденции, издаем книги. Всего этого нам не удалось бы достичь без участия и поддержки со стороны огромного количества фондов и их руководителей, мы всем им очень благодарны.
АИ: «У вас с самого начала была какая-то тактика, и вы ее придерживались?»
ЯЯ: Сначала идеи создавать свою образовательную организацию у нас не было. Первой программой фонда была «Команда профессионалов»: мы искали опытных управленцев из бизнеса, а затем устраивали их на работу в благотворительные фонды, чтобы они выстроили в них эффективную работу. Но когда мы начали «вживлять» таких лидеров в организмы НКО, то встретили отторжение. Сотрудники говорили: «Почему приходят люди в костюмах и говорят про какие-то бизнес-планы, когда у нас тут люди умирают?» Так мы поняли: недостаточно просто привлекать людей извне. Нужно помогать индустрии меняться изнутри. Образование стало ключом — так и появилась идея создания собственной школы.
ГН: В какой-то момент мы решили глубже понять, как устроена благотворительность изнутри, и вместе с МШУ «Сколково» и центром «Соль» провели масштабное исследование «Соцчейн». Опросили 1200 лидеров НКО методом «снежный ком»: говорили с одним экспертом и просили порекомендовать еще троих. Потом шли к ним — и так, пока круг не замкнулся. Один из выводов, которые мы для себя сделали: люди в благотворительности почти не разговаривают друг с другом. Все варятся в своих проектах, конкурируют за ресурсы вместо того, чтобы объединяться и решать проблему сообща, гораздо более системно и эффективно. Исключение — экологи, но только потому, что большинство из них учились вместе на биофаке. Именно эту проблему — разобщенность — помогает решать наша Московская школа профессиональной филантропии МШПФ. Звучит как шифр от сейфа, работает как университет. Сейчас у нас уже почти 400 выпускников. И это не просто цифра.
ЯЯ: Это уже большая армянская свадьба!
ГН: Нет, это армянская свадьба средней руки, но если взять экспертов, которые преподают в школе, добавить попечителей и патронов, получится уже около 1000 человек, что уже больше похоже на большую армянскую свадьбу. Это настоящее сообщество: люди, которые знают друг друга, говорят на одном языке и разделяют общую ДНК — благодаря совместному образованию.
АИ: Зачем это нужно индустрии, понятно. А зачем сами люди идут к вам учиться?
ЯЯ: Прежде всего, у наших выпускников появляется новая экспертиза, важные связи, свежие карьерные треки — а вместе с ними и новые возможности для развития своих проектов. Это по-настоящему живая среда! Здесь есть «кислород» — пространство для роста, свобода для идей и, главное, бесконечные пути самореализации. В индустрии благотворительности можно сделать для общества и мира больше, чем во многих других сферах. Даже крупный бизнес не всегда открывает такие горизонты.
Идут, чтобы привлечь средства на свои проекты. На защите дипломных работ, прямо во время питчей, одна из наших студенток закрыла сбор на крупную сумму — результат отклика, который вызвал ее проект у одного из экспертов. Полсотни миллионов рублей собрали за время обучения студенты лидерского курса в этом году — и это то, что они сами рассказали нам в своих отчетах.
АИ: Но есть ощущение, что пользуются этими возможностями в основном женщины...
ГН: Только что у нас был выпускной школы филантропии. Из 70 выпускников было четверо мужчин...
ЯЯ: Можно я расскажу одну идиотскую историю?
АИ: Нужно!
ЯЯ: Недавно один уважаемый бизнесмен пожаловался, что не может найти жену: чтобы и умная, и красивая, и с эмпатией, и с правильными ценностями. Думал даже подключить к поиску своих рекрутеров. Я ему ответил просто: «Иди в благотворительность. Не в Tinder, а на ProCharity». И это не шутка. В этом сообществе случайных людей нет — там много образованных, талантливых и невероятно красивых девушек. Не зря модные бренды соревнуются за право одеть в последние коллекции сотрудниц фонда «Друзья» на мероприятия. Так что, господа, благотворительность — это не только про добро, но и про шанс встретить любовь всей жизни.
АИ: А как вы вообще оцениваете уровень благотворительности в России?
ЯЯ: В России невероятно высоко развита уникальная экспертиза профильных благотворительных фондов — прежде всего в области адресной помощи. Но когда речь заходит о системных решениях и устойчивости организаций в долгосрочной перспективе, здесь открывается большое поле для работы. И именно этим занимается наш фонд.
ГН: Хочу отметить, что в развитых странах значительную часть активов крупных фондов формируют завещания. У нас большая часть людей их не составляет. Конечно, и благотворительность остается за скобками. Но важно понимать: если ты не написал, кто распоряжается твоими активами, ими распорядится закон. И по этому закону они точно не попадут в благотворительные организации. В России пока нет такой культуры, но мы туда идем.
АИ: Кстати, Ян, вы мне как-то рассказывали, что периодически пишете свой некролог, чтобы с помощью этого упражнения понять, чего добились в жизни и над чем еще стоит поработать. Фонд «Друзья» в нем фигурирует?
ЯЯ: Конечно. Честно говоря, я никогда не думал, что стану основателем организации, которая будет реально менять целую индустрию, причем такую важную для общества. Это, без преувеличения, одно из главных дел моей жизни.
ГН: При этом у нас некролог в некрологе: такое упражнение мы даем всем студентам МШПФ — руководителям фондов — в первый же учебный день. И говорим им: наша общая задача — сделать так, чтобы вы были не нужны. Чтобы ваш фонд выполнил свою миссию и закрылся.
ЯЯ: Когда нас спрашивают о профессиональной мечте, мы отвечаем: чтобы фонд «Друзья» стал не нужен, а благотворительность выросла в полноценную индустрию.
АИ: Как за 10 лет менялась роль фонда?
ЯЯ: Мы для себя периодически проводим такую домашнюю работу: отвечаем на вопросы «Кто мы?» и «Куда мы идем?». Однажды мы придумали метафору для своей роли: фонд «Друзья» — архитекторы взлетных полос, с которых взлетают авиалайнеры и бизнес-джеты благотворительных проектов. И долгое время действительно ими были. Сегодня мы переосмыслили свою роль в индустрии. Теперь мы возводим мосты: между благотворительностью и бизнесом, между обществом и государством. Многие НКО боятся государства, а мы считаем, что это важный ресурсный стратегический партнер в решении социальных проблем, если правильно выстроить с ним отношения.
ГН: То, чем мы занимаемся, сегодня называется бриджинг. Семья Медичи в свое время делала то же самое. Они были далеко не самыми обеспеченными в Италии, но их успех состоял в том, что они создавали мосты между старыми и новыми богатыми семьями. Наша задача — сделать так, чтобы в благотворительность вело как можно больше мостов.
ЯЯ: Найти «свой» мост к благотворительности не так уж сложно. Если вам близка какая-то тема — аутизм, онкология, культурное наследие, защита природы, искусство или наука, — загляните на сайт ProCharity. Там вы найдете фонды, с которыми можно безопасно и эффективно сотрудничать. Мы их проверили, проаудировали и можем ручаться: они работают добросовестно и приносят реальную пользу. Не хотите жертвовать деньги? Есть и другая форма помощи. Если вы профессионал в какой-то области, вы можете помочь фонду своими навыками и дорогим экспертным временем. Кто-то становится интеллектуальным волонтером на платформе ProCharity, а кто-то принимает решение войти в состав правления конкретной организации. Такая помощь очень востребована. И да, помогая, вы развиваетесь сами: как профессионал, как личность, как часть общества. Это инвестиция с отдачей.
ГН: В этой индустрии формируются самые ценные навыки, завязываются сильные социальные связи. Часто именно в благотворительности можно встретить людей, доступ к которым в бизнес-среде был бы практически невозможен.
АИ: Вопрос от отца отцам: а ваши дети как-то участвуют в жизни фонда?
ЯЯ: Мне важно, чтобы дети видели, чем я занимаюсь в фонде. Они бывают на наших мероприятиях и с интересом вовлекаются. А еще у нас есть семейная традиция: каждый месяц мы выбираем один фонд, изучаем, чем он занимается, как и кому помогает. Часть карманных денег мои дети тратят на благотворительность по их собственному выбору. Это наш способ говорить о важном не словом, а делом.
ГН: Кстати, это касается не только наших детей. Не так давно мы помогли Новой школе и фонду «Дар» интегрировать благотворительность в образовательные процессы. Чтобы это не было чем-то инородным вроде «уроков добра», а стало частью дисциплин — биологии, физики, химии.
АИ: А как благотворительность связана с химией?
ГН: Вы знаете, кто такой Христофор Леденцов? Вот и я еще недавно не знал. Это купец середины XIX века, который создал фонд в поддержку науки и пожертвовал около двух миллионов рублей золотом — дикие по тем временам деньги — на финансирование исследований молодых ученых. Благодаря ему в том числе появилась таблица Менделеева, были изданы его труды.
АИ: Что бы вы сказали человеку, который сомневается, стоит ли ему идти в благотворительность?
ЯЯ: В благотворительности есть всё: энергия, идеи, яркие люди, а главное — свобода заниматься тем, что действительно вам откликается. Вряд ли есть еще сфера, где можно так гармонично сочетать личные интересы и общественную пользу. Я искренне советую каждому попробовать!