Предпоследний рубеж: правда ли, что после 45 лет жизнь только начинается?
Когда начинается средний возраст?
Он первым заговорил о корпоративной культуре (и придумал этот термин), его концепция реквизитной организации изменила представления об управленческой иерархии (а одноименная книга — библия прошаренных бизнес-консультантов и эйчаров по всему миру). В общем, это серьезный человек, чье академическое наследие востребовано до сих пор (Джекс умер пятнадцать лет назад).
Между тем для людей, далеких от мира, где царят горизонты планирования страты и диаграммы готовности, самой главной частью этого наследия является небольшая, на два десятка страниц, работа, опубликованная в октябрьском номере The International Journal of Psychoanalysis за 1965 год. Вернее, не сама даже работа — кто там ее читал, кроме специалистов, — а ее название: «Смерть и кризис среднего возраста». Да, помимо «корпоративной культуры» Эллиот Джекс ввел в повсеместный оборот еще одно понятие — и куда более важное, чего уж там.
В 1965-м Джексу было сорок восемь, начало среднего возраста он определял в тридцать пять. За полвека рамки сдвинулись, и ныне «Мерриам-Вебстер» (авторитетнее которого только «Википедия») бескомпромиссно проводит нижнюю черту под цифрой 45. Мой, в общем, возраст. О нем и поговорим.
Обычно симптоматика кризиса среднего возраста сводится к спонтанной покупке эндуро, женитьбе на двадцатилетней или, как меньшее из зол, первой татуировке на пятом десятке лет. Причем установки эти не изменились со времен Джекса. Кое-кто на данном основании довольно убедительно рассуждает о том, что в действительности кризис этот остался в тех благословенных временах, когда телефоны были аналоговыми, деньги — наличными, а в самолетах можно было курить.
Ученые, однако, рисуют более мрачные картины. Вот французский эпидемиолог Аршана Сингх-Ману установила, что когнитивное изнашивание мозга (по-русски со времен Герцена это называется старческим маразмом) начинается не в 60, а именно в 45 (в среднем с 45 до 49 мужчины тупеют почти на 4 % — я начинаю замечать, а вы?). В пандан выступает британское Общество Альцгеймера — роль стресса в рисках заболеть одноименной болезнью после 45 растет по экспоненте. При этом ориентировочный срок дожития сдвигается за горизонт — собственно, сейчас уже вообще не очень понятно, где биологически доказанные пределы человеческого бытия. Но тут есть нюансы (это не я говорю, это люди в Калифорнийском университете посчитали): после пятидесяти риск не дожить до седин неумолимо падает, а вот «ревущие сороковые» — едва ли не самый опасный возраст, ну, если не считать младенчества.
Так что соскочить не выйдет. Кризис среднего возраста из оправдания вторничного похмелья вдруг становится реальной психофизиологической проблемой, которую (как и большинство таких проблем) к тому же еще и не решить: мол, само пройдет.
Обратимся к конспекту.
«Сорок — это старость юности, пятьдесят — это юность старости», сообщает Гюго, написавший «Отверженных» в шестьдесят, а «Человека, который смеется» — еще позже.
(Справедливости ради отметим, что автору «Собора Парижской Богоматери» было 29.) «Средний возраст — это юность без легкомыслия и старость без упадка», — пишет Дефо, создавший «Робинзона Крузо» в пятьдесят девять лет. «Середина жизни — это время, когда, столкнувшись с двумя искушениями, вы выберете то, что приведет вас домой ровно в девять» — а это Рейган, в сорок пять сыгравший последнюю главную роль в кино и занявшийся настоящим делом. Все это очень приятно слушать, но, с другой стороны, оскомина от родительских баек про командование полком в шестнадцать лет не отменяет того, что сорокапятилетние времен Второй мировой водили в бой фронта.
Смотрим не в паспорт, а в душу
Ментальный возраст едва ли не важнее физиологического — банальность, но из тех, что стоят того, чтобы напомнить еще раз. Во времена Гюго сорокапятилетний человек считал себя на самом пороге старости, во времена Жукова — как минимум на пике зрелости, перед началом спуска. Сейчас — и дело, кажется, не только в том самом сроке дожития — все кругом несколько помолодели.
Творческий прием под названием «один мой приятель», конечно, почти запрещен, и справедливо, но без него, к сожалению, иногда не обойтись, хоть обобщения тут и вредны. Так вот. Один мой однокурсник до недавнего времени возглавлял металлургическую компанию с оборотом 15 миллиардов долларов в год, другой двадцать пять лет играет кантри в любительской группе. Большинство остальных после сорока вдруг оказались в блаженном состоянии поиска себя, а некоторые из него и не выходили. (И только у одного, самого смелого, достало ума написать в соцсети в день своего рождения что-то вроде, мол, откладывал и откладывал решение вопроса, чему посвятить жизнь, а теперь так и вовсе убежден, что и не надо.)
Такая позиция все же, пожалуй, чересчур радикальна, но и у других это вовсе не примитивный инфантилизм.
Иные и двадцать лет назад уже чем-то руководили (журналами как минимум), но в 2018 году обстоятельства складываются так, что встретить сегодня человека, для которого сорок пять — время не начала подведения итогов и медленных сборов на пенсию, а переосмысления и перенастройки, легче легкого. И покупкой эндуро тут явно не обойтись.
Главное русское художественное высказывание о кризисе среднего возраста, разумеется, вовсе не одноименный фильм Сукачева, а «Я входил вместо дикого зверя в клетку». (Автор, кстати, только вступал в четвертый десяток, так что можно считать это доказательством того, как сдвинулся средний возраст с 1980 года, а можно вспомнить, что, по свидетельству Лосева, Бродский вообще рано физически и психологически постарел.)
Текст этот вполне может считаться практически готовым гидом по проблеме — и не только в строчках про сухую воду. Ну в самом деле, разве что клеткой для большинства из нас служил вполне невинный «обезьянник» 6-го отделения милиции города Москвы (и обстоятельства пребывания в нем вряд ли заслуживают «Белой книги»), а все остальное так или иначе было. И обеды черт знает с кем во фраке, и обозрение половины мира (преимущественно за счет принимающей стороны), и, как минимум, однократное ощущение кончика ножа у правой почки в ночном Сабурове, и бесконечная погоня за тем, что сызнова входит в моду, и даже попытки бросить страну, что вскормила (впрочем, в основном или временные, или малоудачные). Ну и на шепот нынче не перешли только те, для кого вой превратился в доходное ремесло.
Жизнь имеет смысл или нет?
На вопрос «Что же делать?» с готовностью отвечают сотни и тысячи текстов с неразнообразными заголовками вроде «The 40 Best Ways to Conquer Your 40s» или, напротив, «50 Things No Man Over 40 Should Own». К сожалению, всерьез воспринимать их не только глупо, но даже и опасно. «Летайте только первым классом», «Одевайтесь в bespoke», «Займитесь своим фамильным древом» (я не шучу), «Пейте сингл-молт», «Помогайте нуждающимся детям» (еще раз, я не шучу и ничего не придумываю), «Спите голым» (вот это, пожалуй, стоит обдумать). Список вещей нежелательных обычно еще более дик: например, на первой или второй позиции может стоять совет не носить пестрый галстук или не покупать подсвечники, сделанные из винных бутылок. Все это, в сущности, интерпелляции, ничего, кроме комплексов, не порождающие. Нужно искать другие решения.
Ни сорок, ни пятьдесят советов я не дам, дам пять, зато проверенных.
- Во-первых, раз уж не распороли в Сабурове, не стоит доводить до того, что тебя распорют на операционном столе. Слово «чекап» почти столь же отвратительно, как «барбершоп», но, даже если вы чувствуете себя абсолютно здоровым, вставайте и идите. На ПСА уж точно.
- Во-вторых, если вы не начали всерьез заниматься политикой до сорока пяти, то и не стоит.
- А вот к бизнесу и благотворительности это вовсе не относится. Это в-третьих.
- Купите дом в деревне или напишите книгу — эти два одинаково бессмысленных мероприятия здорово повысят вашу самооценку.
- Ну и наконец, отказ от секса и алкоголя должен происходить строго по рекомендации врача, а не потому, что «как-то все уже не то». Ну или не стоило начинать в шестнадцать.
Среди вещей, которыми занимался д-р Эллиот Джекс, были и так называемые кривые созревания, или кривые роста. Ученый работал, разумеется, с ростом карьерным, профессиональным. Любопытно, однако, что почти такой же термин очень в ходу и в области технологии, где иногда выделяют (в рамках так называемого гартнеровского цикла зрелости, или цикла хайпа) пять фаз этого созревания: запуск, пик завышенных ожиданий, нижняя точка разочарований, преодоление недостатков и плато продуктивности. Цикл этот также изображают в виде кривой. Что ж, осталось понять, на какой из стадий мы с вами находимся, — и кажется, это все же нужно решать в индивидуальном порядке.
Читайте также: