Не могу сказать, что я считаю 90-е годы как время трэша и кромешного ужаса, потому что я в 90-е рос, жил в Москве, учился и видел все своими глазами. И, на мой взгляд, вся эта мифологизация 90-х как этакого страшного времени, сильно преувеличена какими-то ангажированными СМИ, идиотскими «бандитскими» сериалами и медийными вбросами, которые не отражают того, что было на самом деле. Никакой кровавой бани на улице, на моей памяти, не творилось, и по стеночке ходить, сжавшись от страха, было вовсе не надо.
Владимир Морозов: «Работа в клубе "16 Тонн" — это стиль жизни»
Арт-директор старейшего московского клуба «16 Тонн» поговорил с диджитал-шефом МТ Дмитрием Сироткиным о том, как живет легендарное заведение сегодня, поделился секретами успеха площадки и рассказал, какой внутренний ценз проходят выступающие в клубе артисты.
Фото предоставлено пресс-службой
Клуб «16 Тонн» открылся в 1996 году – времена, которые принято считать лихими и опасными. Однако при этом есть и те, кто считает 90-е временем невероятных возможностей. Испытываешь ли ты какую-то ностальгию по тому периоду?
Поэтому, когда мы в 96-м году открылись, у нас не было ощущения, что мы находимся в агрессивной среде. На момент открытия мы были достаточно крупной концертной площадкой, аналогов в то время в Москве не существовало. Сейчас, при обилии концертных залов на 1500-3000 человек, мы считаемся небольшим клубом. Но эта камерность играет нам на руку и позволяет делать концерты стадионных артистов, для которых важен прямой контакт с аудиторией, которые хотят видеть глаза слушателей прямо перед собой, а не общую неразделимую людскую массу где-то вдалеке.
Но при этом многие клубы из 90-х испытали на себе внимание криминального сообщества – кого-то пытались крышевать, у кого-то вечеринки заканчивались разборками со стрельбой, и так далее. В «Тоннах» же всегда была очень своя, словно специально отобранная аудитория. Как вам удалось собрать вокруг себя сплошь культурную и интеллигентную публику?
Мне кажется, это связано с тем, что клуб был организован культурными людьми. Поэтому стены этого места пропитаны нашей любовью к музыке, литературе, поэзии, скульптуре, архитектуре и так далее. Определенно, у нас с первых дней открытия создалась некая правильная атмосфера, в которой любой интеллектуально развитый человек чувствовал себя комфортно, в своей среде. Здесь никогда не приживалась буйная публика, ей претил сам интерьер «Тонн», который не провоцирует на конфликты и бесчинства. Вообще интерьер решает очень многое – ведь никому не придет в голову, оказавшись в театре, выпить бутылку водки из горла и лезть танцевать на сцену или прыгать в оркестровую яму.
Владимир с дочерью Ниной
Какой период в истории клуба считается самым успешным?
В 2026 году нам исполняется 30 лет и вся наша жизнь как культурного места на карте города развивалась волнообразно, как кардиограмма. Поэтому сложно выделить какой-то особенно успешный период. Я думаю, гораздо важнее то, что у нас никогда не было сомнений в том, что мы делаем – что бы ни происходило, как бы мы ни уставали, интерес никогда не терялся. Мы продолжали двигаться вперед, открывать новые имена, давать площадку людям, которые после дебюта в «Тоннах» становились большими артистами, собирали многотысячные залы, а потом возвращались к нам с камерными концертами. Проще вспомнить худший период – это, конечно, пандемия, когда обстоятельства были против всех. Но мы его пережили, выстояли, и это дорогого стоит.
А кто из больших артистов начинал свой путь в «Тоннах»?
У нас отыграли московские дебюты огромное количество музыкантов. Если не обращаться к архивам, а попробовать вспомнить навскидку, это и Хаски, и Uma2rman, и «Смысловые галлюцинации», Sirotkin, Ёлка, Zoloto, «Масло Чёрного Тмина», «Звери», «Градусы», «Михей и Джуманджи» и много-много кто еще. Вообще среди музыкантов и раньше, и до сих пор фигурирует формула «собрать "Тонны". Если ты собрал полный зал зрителей на свой концерт здесь, значит, ты достиг определенного уровня, после которого более масштабный успех – вопрос времени. И мы причастны к этому успеху, и эта часть истории клуба для нас очень важна.
Я знаю, что многие артисты под выступление в «16 Тонн» делают специальную программу, составляют особенные сет-листы. Принимает ли команда клуба участие в обсуждении концепции концертов?
Да, периодически мы счастливы выступить в этаком сотворчестве с артистом или группой. Скажем, в прошлом году у нас выступали «Три дня дождя», в момент переговоров я предложил понятный ход — сделать три концертных дня подряд, но превратив их в концептуальную серию под названием «Вера, Надежда, Любовь». И вот группа, которая собирает десятки тысяч человек на свои концерты, откликнулась – Глеб и ребята несколько дней репетировали и под каждый концерт сделали отдельный сет-лист. А ведь могли бы просто одинаковую «колбасу» из хитов три дня отыграть, и зрители все равно были бы довольны. Я очень благодарен парням за отклик и за творческий подход.
Или взять, например, Линду, которая выступает у нас достаточно регулярно. Я знаю точно, что фан-база Линды всегда живо откликается на концерты в «Тоннах», потому что артистка у нас всегда вступает с очень нетривиальной программой, играет песни, которые редко или никогда не играла живьем, в аранжировках, которые никто никогда не слышал. И так каждый концерт Линда превращает в уникальное событие.
Или вот приходит к нам, допустим, мой старый товарищ Найк Борзов, и в разговоре упоминает, что он думает над акустической программой. Слово за слово – и мы уже проводим первую акустику Найка, где он впервые под рояль и под гитару Корнея исполняет свои песни. А наш художник по свету придумывает особый сценический свет — как должны быть освещены музыканты, чтобы создать интимную, истинно камерную атмосферу. В итоге, звучит и выглядит это все абсолютно фантастически.
Прямо как квартирник какой-то, когда до артиста можно рукой дотянуться.
Да, именно, и в этом один из наших козырей. Поэтому многие большие имена к нам и возвращаются, чтобы снова прочувствовать атмосферу уютных площадок, с которых они начинали когда-то, выступая перед 10 друзьями.
У нас порой играли андерграундные группы, которые выступали перед 20 человеками. Но при этом они настолько отдавались собственному творчеству и играли так круто, что эта магия завораживала абсолютно всех, включая барменов и официантов.
А как вы подходите к выбору артистов? Ведь концерт группы, на которую ходит 20 человек, финансово клубу невыгоден. Или для вас это не главное?
Мы понимаем, что зачастую настоящее искусство находится на обочине шоу-бизнеса, когда за ним не стоят рекорд-лейблы, промо-группы, какие-то ушлые менеджеры и прочие дельцы индустрии. Наша задача заметить таких артистов, помочь им найти своего слушателя. Мы независимый клуб, поэтому для нас очень важно дать возможность одаренному человеку донести свое творчество хотя бы до 20 человек, а за ними будет 50, 150, а там и до солдаута недалеко. Мы отбираем молодых артистов, руководствуясь собственным вкусом и интуицией, и даем возможность людям высказаться. Но, безусловно, у нас есть внутренний ценз, который некоторые артисты могут не пройти.
Интерьер клуба в 1997 году
Какие требования вы выдвигаете к артистам в соответствии с этим цензом?
Прежде всего их творчество не должно пробуждать какие-то низменные инстинкты, воздействовать на нижние чакры. И речь не про панковские пого-танцы и безумное веселье, а про темную энергию, направленную на культивирование ненависти, отрицание любви, с обилием немотивированного мата и так далее. Мы на такие вещи чутко реагируем, и они для нас неприемлемы, это наша философия — противостоять такому программированию по мере сил.
У меня такое ощущение, что в мире может происходить все, что угодно, вплоть до апокалипсиса, но клуб «16 Тонн» как стоял на Пресненском Валу, так и останется на своем месте навсегда. В чем секрет вашего успеха в условиях достаточно жесткой конкуренции?
Мне кажется, это связано с тем, что мы ужасно любим то, чем мы занимаемся. И когда я говорю про «любим», это нужно читать буквально. И если определить нашу деятельность как некую условную культуртрегерскую миссию, то мы вкладываем все свое коллективное сердце, все свое душу в то, чтобы делать свое дело хорошо. Мы всегда жили по внутреннему закону: делать что-то ради галочки или денег – это скучно, тупо и безыдейно. Уделяем внимание мельчайшим деталям, вплоть до оттенка цвета фартуков у официантов и наличия у них культурного бэкграунда, и превращаем всю нашу команду в крепкую семью. Например, наши звукорежиссер и художник по свету работают в «Тоннах» с момента основания, мы провели вместе большую часть наших дней. Поэтому, хоть это прозвучит и слегка высокопарно, работа в клубе «16 Тонн» – это стиль жизни.
Многие наши гости, которые ходили в «Тонны» лет двадцать назад, сейчас обзавелись семьями, и теперь приводят сюда своих детей. А количество людей, которые встретили в клубе свою любовь, не поддается исчислению, об этом уже легенды слагают. И неудивительно – у нас все стены пропитаны любовью.
Но при этом во втором клубе «16 Тонн», что на Старом Арбате, атмосфера немного другая, хоть и тоже весьма душевная. Этот клуб был открыт в рамках масштабирования бизнеса?
Можно и так сказать. Арбатские «Тонны» — наша малая сцена — открылись перед самой пандемией и сразу попали в зону жуткой турбулентности, которую, слава Богу, выдержали. Тогда как в «16 Тонн» на Пресне люди приезжают специально со всей Москвы, «Тонны» на Арбате неизбежно привлекают множество туристов, прогуливающихся людей, аудиторию центровых театров и театральных училищ. Поэтому публика там более пестрая, но мы максимально сохраняем в заведении классическую атмосферу «16 Тонн», чтобы гостям, которые доверяют нашему бренду, было хорошо и уютно в обоих клубах.
Есть ли у клуба какие-то планы на перемены? Допустим, что будет происходить в «Тоннах» через 5 или 10 лет?
Я затрудняюсь сказать, потому что будущее нам не подвластно, мы не знаем, что будет дальше. Мне кажется, что для многих людей «Тонны» – это оплот, бастион стабильности. И в мире неспокойном, быстро меняющемся, когда происходят такие штуки, как внедрение искусственного интеллекта, или какие-то политические события, и всё меняется ежечасно — любому человеку нужно какое-то комфортное, уютное место, где он может просто прийти и просто выдохнуть, что называется, от всего, от всей этой повестки.