Люди все чаще отказываются от работы и карьерного роста: почему мы переживаем «революцию отдыха»?

Это проявляется не только в языке, который мы используем, но и активно проявляется в офисах. Эксперты выдвигают различные теории о том, почему работники предпочитают свободу стабильности или автономию лояльности. Возможно, это естественная реакция на условия труда, которые после пандемии многих перестали устраивать. Однако при первом рассмотрении «децентрализованная работа» подозрительно напоминает кодовое выражение для «я безработный», что не так уж далеко от истины.

«Меня уволили с моей последней работы с полной занятостью почти год назад. Это был удар во многих смыслах — как по моему самолюбию, так и по стабильному развитию моей карьеры. Но в других случаях это давало невероятное чувство свободы. До этой последней работы я пять лет была писателем-фрилансером и всегда любила сама распоряжаться своей судьбой. Я решила, что просто вернусь к работе на себя. Но когда пришло время возвращаться к работе, я обнаружила, что еле волочу ноги. Меня охватила медленная, вялая скука — не совсем выгорание, но непреодолимое чувство сопротивления работе. За последние несколько месяцев я стала меньше брать на себя, больше отдыхать и не торопилась заполнять каждый свободный час продуктивной деятельностью», — рассказала журналистка Александра Джонс.

Отчасти история Джонс связана с личными причинами, но это также отражает более масштабное явление. В своей книге «The Rest Revolution» Аманда Миллер Литтлджон утверждает, что сейчас многие люди «находятся на грани выгорания и вынуждены продолжать работать в ущерб своему физическому и психическому благополучию».

Таким образом, отдых стал революционным явлением, потому что выгорание заложено в самой архитектуре современной культуры труда. Вместо этого, по ее словам, мы должны воспринимать отдых как активную, целенаправленную практику, а не как роскошь или награду — даже (возможно, особенно) те, кто привык приравнивать свою ценность к результатам своей работы.

В статье для Vogue Business Эми Франкомб, журналистка и консультант, специализирующаяся на изучении ценностей потребителей поколения Z, отметила, что"«вместо того, чтобы придерживаться долгосрочных планов, которые уже не кажутся реалистичными, таких как покупка дома или поиск хорошо оплачиваемой работы, многие тратят больше, чем могут себе позволить, в качестве формы эмоционального выживания». «Финансовая логика, — добавила она, — дала трещину, и на ее месте формируется новое потребительское мышление».

И этот образ мышления, по ее словам, распространяется не только на выбор покупок. «Все стало настолько недосягаемым — будь то стабильность на работе или выход на рынок недвижимости, — что кажется, будто ты идиот, если перерабатываешь, потому что это ни к чему не приведет». Отдых, свободное время, трата времени впустую стали более желанными, чем предметы роскоши, что отражает «сдвиг в логике».

Концепция микропенсий — намеренных перерывов в работе для восстановления сил, переоценки ценностей или просто для того, чтобы отвлечься от рутины, — стала популярной в начале этого года. Многие отмечают, что перерывы в карьере (как бы вы их ни называли) оказывают значительное влияние на пенсионные накопления. Но, как отмечает Франкомб, представитель поколения Z, «я просто не могу мысленно связать эту Эми с 70-летней Эми».

«Может быть, банкиры проиграют наши пенсии в азартные игры с искусственным интеллектом, может быть, из-за лечения стволовыми клетками я не смогу выйти на пенсию до 100 лет, может быть, я умру из-за чрезвычайной климатической ситуации в возрасте 40 лет. Все настолько неопределенно, что я с таким же успехом могла бы просто отправиться в отпуск, вместо того чтобы откладывать деньги на пенсию».

Конечно, фетишизация отдыха связана не только с тем, что работа сейчас нестабильна и в каком-то смысле угнетает. Как отмечает Эллен Скотт, цифровой редактор журнала Stylist и автор книги «Working on Purpose», «мы отчаянно нуждаемся в настоящем, восстанавливающем силы отдыхе, но не можем утолить эту жажду». Она утверждает, что одна из причин, по которой свободное время постоянно упаковывают и продают нам, заключается в том, что «настоящий отдых так редок и его так трудно получить в наши дни».

«Технологии, которые нас окружают, и капиталистическая культура продуктивности приводят к тому, что нам невероятно сложно побыть в тишине и спокойствии дольше нескольких минут, — объясняет она. — Наши ожидания изменились, и мы смирились с тем, что нам нужна постоянная сенсорная стимуляция или что мы должны постоянно "что-то делать".

Тем временем мы чувствуем себя одновременно перегруженными и перевозбужденными. «Поскольку настоящий отдых кажется чем-то далеким и недостижимым, мы хватаемся за любую возможность, которая подскажет нам, как его получить, будь то новая тенденция ("тихое увольнение", "работа для ленивых") или продукт, который станет чит-кодом для желанного отдыха. "Это действительно заметно по росту популярности ретритов: мы отчаянно нуждаемся в отдыхе, изо всех сил пытаемся удовлетворить эту потребность и поэтому с радостью отдадим значительную сумму денег тому, кто подскажет нам, как это сделать".

«В последнее время я размышляю о том, что значит отдыхать без стремления к результату — не оптимизировать отдых, не брендировать его и не превращать в "радикальный акт", а просто позволить ему быть. Я все еще работаю, но больше не стремлюсь к победе на работе. Не знаю, делает ли это меня ленивой, разочарованной или опережающей время — наверное, во мне есть понемногу от каждого из этих качеств. Но я точно знаю, что, сделав шаг назад, я не стала чувствовать себя менее ценной. Во всяком случае, это обострило мое понимание того, что действительно важно. Может быть, "децентрализация работы" — это не просто модное выражение. А то, в чем нуждается моя нервная система», — подытожила Джонс.